Любовь и ненависть. Анна Сергеевна Байрашная
я ненавижу его больше всех на свете! Ненавижу, понима—
ешь, ненавижу! – горячо отвечала девушка.
Моя жизнь круто поменялась в день сватовства. Этот день
и без того был ужасным не только в моей жизни, но и в приро—
де. Мое помрачневшее лицо не могло испортить праздник лю—
дям, их веселье затмевало мою печаль. Я всего лишь смотрела
в окно, а там шел сильнейший ливень. Природа плакала, как и я от
отчаяния и безысходности. Я сидела, устремив свой взгляд
в даль плачущего сада. Но тут закричали женщины:
– Невеста то ли от горя плачет, то ли от радости,– но это
были просто слова. Всем, кто здесь находился, было наплевать на
мои чувства, в особенности моему отцу. Он лишь извинился пе—
ред гостями и подошел ко мне. Схватил жестоко меня за руку,
повел за собой, словно на казнь. Если честно, мне не было больно,
как раньше. Я просто пошла вместе с ним, в надежде, что он
убьет меня и все закончится скорей. Но я ошиблась, и от этого
становилось еще хуже. Этот человек, который называл меня сво—
ей дочерью, завел меня в мою спальню и стал сильно кричать:
– Дочь моя… Ты же знаешь, что я воспитал тебя как сына.
Ты должна понимать то, что твой брак только укрепит наше
партнерство! Бихтер, ты понимаешь, о чем я говорю?
В эти секунды с моих мертвых глаз текли слезы печали
и безысходности. Мою гордость топтали, безжалостно выкола—
чивали из меня все, оставляя лишь пустой сосуд, без чувств
и эмоций. Во мне была та самая обида на отца, которая сделала
меня еще более слабой и уязвимой в его глазах. Мой разбитый
внешний вид еще больше злил его, отчего глаза у него налива—
лись яростью. Я, как сейчас, помню эти бешеные глаза и выра—
жение лица.
– Все, перестань реветь! Мразь!
Эти слова до сих пор рвут мою душу в клочья. Помню, как
я не выдержала и закричала на отца:
– Все, с меня довольно! Зачем? За что ты так со мной
жестоко поступаешь? Клянусь Аллахом, я не выйду замуж за
Кималя и ни за кого другого, даже если мне придется умереть!
Тебе ясно?
Этот мужчина смотрел на меня с яростью, а потом зверски
ударил меня, отчего я упала на пол. Моя щека болела и горела
одновременно, а в глазах потемнело. Потом это ничтожество
подошло ко мне, схватив меня безжалостно за руки, он резко
поднял меня и прорычал, как шакал:
– Ты не умрешь и не посмеешь убить себя, ты принадле—
жишь своему жениху!
Этими словами он сделал мне еще больнее. Ведь этот не—
людь был для меня самым лучшим человеком когда—то. В моем
далеком детстве. Он был моим отцом, а не седьмой водой на
киселе, от этого становилось еще больнее. Как он мог говорить
такое и тем более так поступать со мной? Он продолжал кри—
чать:
– Все, хватит! Кто тебя вообще спрашивает? Иди в гости—
ную,