Не повтори моей судьбы. Ирина Николаевна Мальцева
что в холодильнике нет ни то что пива, но и минеральной воды, а в огуречном рассоле, оставленном в банке на окне, ему со своего места было видно, плавали окурки.
Если еще и в кране не будет воды, подумал Рем, то он просто умрет. Но до крана надо было дойти, а это значит, преодолеть наискосок пятидесятиметровую комнату, затем спуститься на четыре ступеньки вниз и, пройдя половину бесконечного коридора, попасть в закуток, который он называл кухней. Правда попить можно было и в ванной, которая находится гораздо ближе, но он помнил, что с вечера там устраивался на ночлег пьяный Никола—его друг и по совместительству скульптор Николай Аристов. Если Николу сейчас разбудить, то обнаружатся все основания для продолжения встречи друзей, а это значит, что и несрочные заказы полетят в тартарары.
Нет, Николу он будить не станет. Он поступит хитрее: выберется из дому, сядет в электричку и доберется до Холмов. Там, на свежем воздухе и ледяной озерной водичке, восстановится, попьет с Кузьмичом травяного чаю и только после этого вернется в Москву. Уж тогда он точно сможет противостоять натиску Николы, который после двух месяцев, проведенных в Европе, никак не мог нарадоваться возвращению домой и возможности запросто позвонить любому корефану и капитально посидеть в ресторане. Потом, как положено, продолжить в каком-нибудь ночном баре, а то и вовсе на чьей-нибудь квартире, пить и, размахивая длинным пальцем перед носом собеседника, яростно доказывать, что «они там насквозь протухли», и «искусство для них не искусство, а способ выпендриться…», и так далее.
Рем за неделю уже все понял, но никак не мог убедить в этом Николу, который, казалось, навечно поселился в мастерской, игнорируя каждодневные звонки своей жены Маргариты, которая в последний раз предупредила, что «сама за ним приедет». Если угроза не шуточная, то Маргариту следует ждать сегодня, ближе к полудню. Присутствовать при нежной встрече супругов Битюгову не хотелось, а Холмы так манили его измученное недельным пьянством тело, что через час с небольшим, он уже был в электричке, среди многочисленных дачников, ринувшихся на родные шесть соток за остатками урожая.
Холмы встретили звенящей тишиной и радующей глаз «в багрец и золото» одетой рощей. Перпендикулярно роще тянулся небольшой ряд старых деревенских домиков с садами и огородами, с привязанными к загородкам козами и телятами. Здесь доживали свой век пенсионеры, которые не соблазнились тесными углами у детей и внуков, проживающих в Москве. Помогая друг другу, они засаживали участки картошкой, заготавливали сено для скотины, держали кур и уток. Не испорченная цивилизацией земля давала дополнительный доход в виде грибов и ягод, орехов и березовых веников. Главным сбытчиком природных богатств в Холмах считался Кузьмич, который двадцать лет назад по настоянию врачей купил в Холмах домик и поселился там с больной женой Раисой Тимофеевной. Благодатная природа продлила жизнь Раисы на целых четырнадцать лет, хотя специалисты-онкологи сходились во мнении, что больше года, пусть полутора, женщина не проживет.