Азазель. Борис Акунин
Медной таблички на двери что-то не видно.
Зато на лавке у стены сидел-скучал дворник в фартуке и мятом картузе. К нему Эраст Петрович и направился.
– А скажи-ка, братец, – начал он сходу, извлекая из кармана казенный двугривенный. – Чей это дом?
– Известно чей, – туманно ответил дворник, с интересом следя за пальцами Фандорина.
– Держи вот. Что за дама давеча приехала?
Приняв монету, дворник степенно ответил:
– Дом генеральши Масловой, только они тут не проживают, в наем сдают. А приехала квартирантка, госпожа Бежецкая, Амалия Казимировна.
– Кто такая? – насел Эраст Петрович. – Давно ли живет? Много ли народу бывает?
Дворник смотрел на него молча, пожевывая губами. В мозгу у него происходила какая-то непонятная работа.
– Ты вот что, барин, – сказал он, поднимаясь, и внезапно цепко взял Фандорина за рукав. – Ты погоди-ка.
Он подтащил упирающегося Эраста Петровича к крыльцу и дернул за язык бронзового колокольчика.
– Ты что?! – ужаснулся сыщик, тщетно пытаясь высвободиться. – Да я тебя… Да ты знаешь, с кем…?!
Дверь распахнулась, и на пороге возник ливрейный верзила с огромными песочными бакенбардами и бритым подбородком – сразу видно, не русских кровей.
– Так что ходют тут, про Амалию Казимировну интересуются, – слащавым голосом донес подлый дворник. – И деньги предлагали-с. Я не взял-с. Вот я, Джон Карлыч, и рассудил…
Дворецкий (а это непременно был дворецкий, раз уж англичанин) смерил арестованного бесстрастным взглядом маленьких колючих глаз, молча сунул иуде серебряный полтинник и чуть посторонился.
– Да тут, собственно, полнейшее недоразумение! – все не мог опомниться Фандорин. – It's ridiculous! A complete misunderstanding![5] – перешел он на английский.
– Нет уж, вы пожалуйте-с, пожалуйте-с, – гудел сзади дворник и, для верности взяв Фандорина еще и за второй рукав, протолкнул внутрь.
Эраст Петрович оказался в довольно широкой прихожей, прямо напротив медвежьего чучела с серебряным подносом – визитные карточки класть. Стеклянные глазки мохнатого зверя смотрели на попавшего в конфуз регистратора безо всякого сочувствия.
– Кто? Зачэм? – коротко, с сильным акцентом спросил дворецкий, совершенно игнорируя вполне приличный английский Фандорина.
Эраст Петрович молчал, ни в коем случае не желая раскрывать свое инкогнито.
– What's the matter, John?[6] – раздался уже знакомый Фандорину звонкий голос. На устланной ковром лестнице, что, верно, вела в мезонин, стояла хозяйка, успевшая снять шляпку и вуаль.
– А-а, юный брюнет, – насмешливо произнесла она, обращаясь к пожиравшему ее взглядом Фандорину. – Я вас еще в Камергерском приметила. Разве можно так на незнакомых дам пялиться? Ловок, ничего не скажешь. Выследил! Студент или так, бездельник?
– Фандорин, Эраст Петрович, – представился он, не зная, как отрекомендоваться дальше,
Это просто смешно! Полнейшее недоразумение!
В чем дело, Джон?