Клинсмер. Кирилл Шарапов
рубке в меня течет какая-то дрянь. Когда глаза привыкли к полумраку, я огляделся вокруг – старая железная кровать, на которой я лежу, на ней несвежая простыня, окно, закрашенное черной краской, одинокая лампочка под потолком, освещающая комнату, правда тускло. Рядом с кроватью пустая тумбочка из ДСП, стены выкрашены в бледно-зеленый цвет. «Я в больнице, – мысленно вынес я вердикт помещению. – Но кто я, и как здесь оказался? Так, давай вспоминать. Август. Шел к себе домой. Так, где дом? Не помню. Хорошо, дальше, какой год? Был две тысячи пятый. Уже прогресс! Какой сейчас? – огляделся, ничего из окружения об этом не говорит. – Тогда оставим это, что со мной? Помню, кто-то шагнул навстречу… Кто? Неважно. Может, меня сильно ударили по голове? – Дотронулся до волос, ни бинтов, ни травм. – Тогда что со мной? Слабость во всем теле, как будто давно не ел. Может, я здесь прилично валяюсь? Так оно и есть. Тогда, сколько я так провалялся? Пора вставать!»
Вытащив иглу, я сел. Голова закружилась, но это просто слабость. Так, теперь надо встать. Встал, дальше что? На мне полосатая пижама, но то, что я в больнице, я и так знаю. Ладно, хорошо хоть не голый, а то и не погуляешь, пока кто-нибудь не придет. Ну, коли я одет, можно и выйти в люди.
Первый шаг дался мне неуверенно, такое ощущение, что мышцы ног давно мне не служат, а это значит, что я лежу без движения уже достаточно долго. Около двери зеркало, небольшое и очень старое, изображение в нем мутное, но морду лица разглядеть можно. У меня серые холодные глаза, выбритые до синевы щеки, острый подбородок, волосы русые, зачесаны на бок. На вид мне лет тридцать. А сколько было в две тысячи пятом? «Двадцать два», – подсказало сознание и замолчало, больше из него вытянуть не удалось. Нет, лицо мне определенно незнакомо. Такое ощущение, что чужое. На самом деле мое, но кто я?
Дверь оказалась не заперта, и я шагнул в тускло освещенный коридор. Стены выкрашены в тот же мерзкий салатовый цвет, ну да хрен с ним. Налево от меня тупик, направо длинный коридор, в конце которого стеклянные двери и стойка регистратуры. Значит, нам туда. Держась за стену, я сделал неуверенный шаг, затем еще один. Так, не торопясь, я дошел до стойки. На журнале посещений спит девушка, лет двадцати, белый поношенный халат, ставший от частых стирок серым, густые, длинные, светлые волосы, закрывающие лицо. Я кашлянул, ноль внимания. Крепко спит. Так, а это что? Мой взгляд упал на страницу журнала посещений, которую не закрывала голова девушки. То, что мне удалось прочесть, вогнало меня в глубокий ступор, ноги стали ватными, перестали держать ослабшее тело, мое громкое падение на пол разбудило медсестру. Последней записью было: Доктор Самсонов А.А., обход пациентов на 18.07.2014 закончен.
– Кто здесь? – раздалось из-за стойки, где еще недавно спала девушка.
– Я здесь, – отозвался я, сидя на полу и пытаясь понять, куда делись девять лет моей жизни.
Последние воспоминания – арка и темнота. Девять лет, а что же случилось за это время? Что с родными, что с гражданской женой и что вообще с миром? Рядом простучали каблуки, и это явно не шпильки туфелек медсестры. По ушам ударил до боли знакомый звук передернутого затвора. Повернув голову, я обнаружил ноги в камуфляжных штанах, обутые в армейские ботинки. Подняв глаза, чуть в обморок не упал, надо мной стоял крепкий парень и держал меня на прицеле пистолета. Не делая резких движений, я повернулся и посмотрел на стойку регистратуры, оттуда за мной наблюдала девушка с красивым лицом и зелеными глазами.
– Парень, ты кто? – спросил обладатель камуфляжа и пистолета. – И почему я не видел, как ты вошел? – и он кивком указал на двери, ведущие из коридора.
– Не видел, потому что я в них не входил. А кто я, хоть убей, не помню, – такой ответ явно не понравился обладателю пистолета, а другого я дать пока что не мог.
– Стас, – наконец, дошло до девушки, – это же пациент из восьмой палаты, ну, той, что в конце коридора, который уже девять лет в коме.
– Ни хрена себе! – удивленно заявил Стас, убирая пистолет в кобуру и протягивая мне руку. – Ты так давно здесь прописался, что о тебе только врачи и медсестры помнят. А я только краем уха слышал. Выпить хочешь?
– Хочу, и даже больше чем хочу, – отозвался я, поднимаясь с помощью охранника и вертя головой по сторонам в поисках стула.
Оглянувшись на дверь и усадив меня на ближайшую лавочку, Стас сунул руку в карман и протянул мне плоскую металлическую фляжку.
– Смотри, аккуратно пей, дрянь очень крепкая, – предупредил он, свинчивая крышку.
– А может, не надо? – спросила медсестра, по-прежнему глядя на нас из-за стойки.
– Надо, – отозвался я, делая большой глоток. Огненная жидкость понеслась по пищеводу, проясняя туман, царивший в голове.
– Не налегай, – посоветовал Стас, – а то хрен тебя знает, может, снова в кому впадешь.
С большим сожалением признавая его правоту, я оторвался от фляжки и задал вопрос, который меня уже давно волновал.
– Кто я?
Стас пожал плечами и посмотрел на медсестру.
– А чего ты на меня смотришь? – сказала девушка. – Мне десять лет было, когда он сюда попал.
– Хорошо,