Роза Марена. Стивен Кинг

      – Да. Я прошу вас только об одном. Пока вы будете работать в «Уайтстоуне», постарайтесь работать хорошо. Хотя бы для того, чтобы другие женщины, которые придут туда после вас, могли без проблем получить работу. Вы понимаете, что я хочу сказать?

      Рози кивнула:

      – Подумай о тех, кто придет за тобой, и не порть впечатление.

      – Все верно. Подумай о тех, кто придет за тобой. Я рада, что вы теперь с нами, Роза Макклендон.

      Анна поднялась из-за стола и протянула Рози обе руки, как бы принимая ее в семью. В этом жесте явственно ощущалась та самая безотчетная самонадеянность, которую Рози замечала в Анне и раньше. Рози замялась, а потом тоже встала и прикоснулась к ее рукам. Их пальцы переплелись над столом, заваленным кучей бумаг.

      – Мне надо сказать вам еще три вещи, – проговорила Анна. – Это очень важно. Поэтому я попрошу вас слушать внимательно и ни о чем больше не думать. Хорошо?

      – Хорошо.

      Чистый взгляд Анны Стивенсон буквально заворожил Рози.

      – Во-первых, вы не должны укорять себя за то, что взяли кредитную карточку мужа. Вы ее не украли. Это были ваши общие деньги. Не только его, но и ваши тоже. Во-вторых, по закону вы имеете полное право взять свою девичью фамилию. Это ваша фамилия, которая останется вашей на всю жизнь. И в-третьих, вы можете освободиться, если вы этого захотите.

      Она умолкла, пристально глядя на Рози своими необыкновенными голубыми глазами поверх их сплетенных рук.

      – Вы меня понимаете? Вы можете освободиться, если вы этого захотите. Освободиться от его рук, освободиться от его мыслей, освободиться от него. Вы хотите этого? Освободиться и быть свободной?

      – Да. – Голос у Рози дрогнул. – Хочу. Больше всего на свете.

      Анна Стивенсон перегнулась через стол, ласково поцеловала Рози в щеку и одновременно стиснула ее руки.

      – Значит, вы пришли туда, куда нужно. Добро пожаловать домой, дорогая.

      Начало мая. Настоящая весна. Время, когда молодые мужчины – по идее – должны размышлять исключительно о любви, предвкушая прекрасное лето и бурный всплеск чувств, но у Нормана Дэниэльса голова была занята совсем другим. Ему нужна была зацепка. Пусть даже маленькая зацепка. И вот она появилась. Правда, не сразу. Прошло почти три недели, мать их растак. Но зацепка все-таки появилась.

      Он сидел на скамейке в парке – в восьмистах милях от города, где его жена в эту минуту перестилала постели в гостиничных номерах, – крупный мужчина в красной рубашке поло и серых широких брюках. В правой руке он давил ярко-зеленый теннисный мяч, ритмично сжимая и разжимая кулак. Мышцы предплечья напрягались и расслаблялись в такт движениям кисти.

      Второй мужчина перешел через улицу, остановился на тротуаре, оглядел парк, заметил мужчину, сидящего на скамейке, и направился прямо к нему. Ему пришлось увернуться от просвистевшей мимо тарелки-фрисби, а потом и вовсе остановиться в испуге, когда громадная немецкая овчарка, которая неслась за тарелкой, едва не сбила его