Власть полынная. Борис Тумасов
взашей гоните! Со всего Севера старцы повадятся, по миру пустят!
Услышал Зосима стук металла за воротами. Оконце открылось, и голос уже не воротного мужика, а ключника раздался:
– Взашей гнать тебя велено, старец. Иди, откуда приплёлся!
Заплакал Зосима и, сгорбясь, опираясь на посох, удалился от боярских хором. В конце переулка остановился, хоромам Борецких посохом погрозил:
– В Содоме и Гоморре живущая! Зрю её безглавую! Соромица беспутная!
Народ окружил Зосиму, сочувствует:
– Она старца обидела! Богомольца!
– Корыстолюбица Марфа, обители святой отказала!
Сопроводили новгородцы Зосиму до городских ворот и разбрелись кто куда, позабыв о старце.
А тот приплёлся в подгородный монастырь, у трапезной остановился. Подошедшему монаху Иосифу, который из-под Белого озера шёл, пожаловался:
– Пиявица ненасытная, много ль я на братию просил? На обитель, на церковку сгоревшую. От свечи заполыхала…
Вокруг старцев люд собрался. Из кельи вышел князь Иван Молодой. Зосима посохом грозит, слюной брызжет, выкрикивает:
– Всё Поморье в кулаке держит, обиды люду чинит!
Толпа Зосиму поддерживает:
– Марфе никто не указ! Она на весь Новгород узду накинула!
Купчик в шубейке, шапка набекрень, через толпу пробился, заорал:
– На Марфу зла не держи, Зосима!
– Тебя бы так! – зашумели на купчика.
– На севера подавайся, на Выгу!
– Ворочайся в обитель, Новгород сирых не любит!
– Марфа и на Выге сыщет!..
А Зосима вопросил на всё монастырское подворье:
– Что есть человек? – И, воздев руки, сам же и ответил: – Человек есть тварь ненасытная, зло превеликое, гордыней и корыстью обуянное!
Толпа любопытных помаленьку рассасывалась. Ушёл ворча Зосима, и только, гордо вскинув седую голову, покрытую клобуком, остался стоять монах Иосиф. Опираясь на посох, он смотрел на молодого великого князя. Тот подошёл к нему, достал из кошеля несколько монет.
– На твою обитель, отче.
Иосиф подаяние принял, сказал:
– Ты обидами Зосимы тронут, князь, так Зосима в глухие ворота стучался. Душа человека земле подобна. Когда травой сорной земля зарастёт, доброе зерно всходов не даст.
Из-под нависших бровей Иосиф пристально смотрел на молодого князя. Под жгучим взглядом Иван вздрогнул.
– Что узрел ты, отче? – спросил он, робея.
– Зрю я, великий князь Иван Молодой, твоё суетное восхождение.
Монах замолчал, продолжая глядеть на князя. Молчал и Иван. Но вот Иосиф очнулся, заговорил глухо, будто выдавливая из себя каждое слово:
– Смутно проглядываю я дальнейшую жизнь твою, великий князь. Прости, пусть твоё тебе останется…
И удалился, оставив великого князя гадать, что имел в виду Иосиф…
Посадник новгородский Иван Лукинич хоть и был истинным новгородцем, обычаи своего города чтил, но московского государя Ивана Васильевича побаивался.