И все же…. Кристофер Хитченс
многим его сотоварищам оказавшийся в эмиграции в Германии, КА являет собой пример человека конченого. Он убеждает себя в том, что должен отправиться в провинциальный городок для проведения журналистского расследования – незадолго до этого там несколько молодых девушек покончили c собой из-за того, что им не позволили надеть паранджу. КА предвкушает встречу с девушкой по имени Ипек – увлечением молодых лет. Сразу же после прибытия туда городок погружается во тьму вследствие серьезной аварии, вызванной сильнейшим снегопадом. Город отрезан от цивилизации. То есть причина тому – снег, или по-турецки kar. Напрашивается клише – действие как бы замирает, вмерзает в настоящее.
И вот эта замерзшая в настоящем времени мизансцена знакомит нас с сообществом людей, от случая к случаю подрабатывающих на неквалифицированных работах, людей, угодивших в шестерни неумолимой государственной машины. Также показано зарождение исламизма и конкуренция национальных меньшинств. В городе труппа странствующих актеров, состоявшая из любителей Брехта. Разыгрывается нечто вроде шокирующей «пьесы в пьесе», когда сцену завоевывает царящее вокруг насилие. Будучи втянутым в социальные и религиозные конфликты, КА мечется между «снегом» в его макрокосмическом видении – белая, холодная, неприветливая масса, и микрокосмическом – каждая снежинка в отдельности как неповторимый шедевр природы. Созерцание уникальных по форме снежинок возрождает в нем поэта: КА создает стихотворный цикл. Но записи стихов пропадают после того, как по возвращении во Франкфурт КА гибнет от пули в квартале «красных фонарей».
Если говорить о написании портретов героев, роман разочаровывает именно потому, что образам явно не хватает целостности и завершенности. Ипек, например, буквально не сходит со страниц повествования, но читатель так и не усматривает в ней ничего кроме чудесной красоты. Действующие лица – исламисты, священнослужители, приспособленцы и оппортунисты – исправно проговаривают полагающееся им по роли. И автор не дает читателю ни малейшей возможности усомниться в том, что сам он считает исламистов самыми бесстрашными и убедительными. И это действительно так, невзирая на вложенную автором им в уста чушь. Несколько мальчишек-мусульман, приперев к стенке КА, заставляют его ответить на вопрос о погибшей девушке, которую он даже не знал:
«А сейчас у него и у меня есть к вам просьба. На самом деле мы оба не верим в то, что Теслиме покончила с собой, совершив грех самоубийства из-за давления со стороны родителей и властей. Это очень горько, но Фазыл иногда думает: «Девушка, которую я любил, совершила грех и убила себя». Но если Теслиме на самом деле тайная атеистка, если она несчастная атеистка, которая не знала, что она атеистка, как в рассказе, и если она покончила с собой, потому что была атеисткой, это будет катастрофой для Фазыла».
Хочу предупредить потенциального читателя, что в книге масса диалогов столь же затянутых и ходульно-напыщенных, как этот, хотя в вышеприведенном примере удачно