Призрак со свастикой. Александр Тамоников
командир, – покачал головой не менее впечатленный Звягин. – Не зря заехали. Нет, я не имею в виду твою несчастную руку, хм…
– Прикоснулись, блин, к высокому… – Окулинич зачарованно смотрел, как Котов закрывает ящик. – В натуре, жизнь коротка, искусство вечно…
– Да ну, мазня какая-то… – неуверенно заметил веснушчатый боец. – У нас ефрейтор Аникеев, который боевые листки малюет, и то лучше нарисует. То ли дело наши Шишкин или этот, как его…
– Петров-Водкин, – морща нос, подсказал смешливый боец. – Еще Маяковский. Не, мужики, а Маразма Роттердамского почему забыли?
Солдаты грохнули – не все были из деревень, далеких от обязательного среднего образования. Конопатый обиженно надулся.
– В машину все материальные ценности, включая денежные средства и драгметаллы! – распорядился Павел. – Чего расслабились, бойцы? Нам все это благолепие, не считая полоненного барона, еще до штаба фронта везти предстоит. Всякое в дороге случиться может…
Он плохо помнил – от боли трещала голова, и меркло сознание, но, кажется, довезли. Штабные офицеры не скрывали радости, жали руки, поздравляли с успехом, обещали правительственные награды всем участникам и сильно удивлялись, как горстке красноармейцев удалось без потерь «замочить» такую кучу вооруженных до зубов эсэсовцев. «А я, по-вашему, не потеря?» – застонал, теряя сознание Павел. «В госпиталь его – срочно! – распорядились высокие чины. – Пусть отдохнет. Да смотри, не залеживайся там, капитан, а то привыкнешь бездельничать. А для остальных у нас есть не менее увлекательное задание…»
Его привезли в госпиталь на «Эмке», выделенной от щедрот заместителем начальника штаба армии, и вот уже пятый день он томился от безделья, пил украдкой самогон, безбожно курил в неприспособленных для этого местах, засматривался на хорошенькую девушку в белом халате…
Глава вторая
Увы, познакомиться ближе с милой девушкой Таней оказалось не суждено. Павел проснулся на рассвете от странного свербящего чувства дискомфорта. Он сел на кровати, натянул «верхушку» от больничной пижамы. Рука еще ныла, но с облачением справиться удалось. Госпиталь еще не проснулся. В окно заглядывал серый рассвет. Виднелась калитка, ограда со штакетником, во дворе «Эмка», грузовой «ЗИС» с красным крестом. Небо затянуло, но ветер не собрался – ветки за окном были неподвижны, как на фотографии. Похрапывали соседи, Бульба с Кондратьевым. Похоже, выдержали меру, не надрались до свинячьих соплей. Отчего же так пакостно на душе? Что-то качнулось за окном, и он вздрогнул, но нет, всего лишь зевающий часовой…
И вдруг за окном разразилась беспорядочная пальба! Били немецкие «маузеры», злобно гавкали «шмайсеры». В здании барака лопались стекла, кричали проснувшиеся люди. Попятился часовой за окном, скинул с плеча скорострельный карабин Симонова, поступивший в Красную армию только в этом году, передернул затвор, прицелился. Но тут же выронил оружие, затрясся, как