Из бездны. Карл-Йоганн Вальгрен
из квартиры в Винберге, как переезжали в социальную квартирку в самом Фалькенберге. Или как полицейские вечером ворвались и перевернули все вверх дном – искали краденое. Помню, как мне странно это было, потому что в другом мире, для всех остальных, полицейские добрые и отзывчивые, к ним всегда можно обратиться за помощью. Еще помню, как отца избили два парня, которым он был должен деньги. Позвонили в дверь, мать открыла. Они отшвырнули ее в сторону, как тряпичную куклу, и прямым ходом направились к дивану, где отец смотрел телевизор со мной и Робертом на коленях. Они ударили его бутылкой. А когда он упал, начали бить ногами. Не знаю, что мне взбрело тогда в голову, наверное, пыталась защитить двухгодовалого братика, – вцепилась одному из них в ногу. Они, по-моему, даже и не заметили, продолжали пинать отца, пока в комнату не ворвалась мать с бумажником в руке. Они выпотрошили из бумажника все деньги и ушли.
Чего я только не помню… Все эти пьянки с совершенно чужими людьми, пьяные марафоны – кто-то отключается, его сменяют другие, в доме шум, как на базаре, кто-то продолжает пить, кто-то набирается сил для продолжения. Ты даже имен их не знаешь, и слава богу. Они появляются в дни получки и исчезают навсегда, им наплевать, что ты существуешь, и тоже слава богу. Хуже те, кого ты знаешь по имени, завсегдатаи. Они притворяются, что им есть до тебя дело, врываются в твою комнату с бутылкой в руке: «Как дела, старушка, я ведь тебя не беспокою?» Хуже, хуже, эти еще хуже. Те-то просто идиоты, знаешь, чего от них ждать, пытаются тебя пощупать, раздевают взглядом… мамаша как-то услышала, как один тип предложил мне пойти с ним в душ. Она прямо озверела, схватила хлебный нож и прогнала его пинками. Но эти, добренькие, еще хуже. Им, видите ли, жалко нас с Робертом, а чем они отличаются от других? – свинничают, как и остальные. Самое удивительное, постепенно начинаешь думать, что так и должно быть, что это нормально – толпа алкашей в доме. И еще пытаются, еле держась на ногах, задавать вопросы: как, мол, дела в школе? тебе уже сколько стукнуло? десять? Или еще того чище, с дрожью в голосе: как же ты терпишь здесь таких, как мы?
Мне исполнилось шесть, и мы съехали с нашей квартиры в Фалькенберге. Жить там было нельзя – плесень в ванной и кухне, пузырящиеся обои, линолеум по углам начал отставать и сворачиваться. Запах плесени въедался даже в одежду, дышать было нечем. Мать обратилась с жалобой в социальное управление, и те из чистого сострадания нашли для нас жилье в одном из цепочки таунхаусов в Скугсторпе. Так мы сюда и попали. Осенью я собиралась в школу и была неимоверна горда и счастлива. Почему-то надеялась, совсем еще сопливая девчонка, что теперь-то все изменится к лучшему.
Поначалу и вправду изменилось. Все было так красиво. Только что построенный дом, игровая площадка рядом, вдоль улицы посажены деревья. Маме и папе словно бы дали шанс изменить свою жизнь, и они, как мне теперь кажется, это понимали. Мама шила гардины и покупала мебель на распродажах Армии спасения. У нас с братиком у каждого было по комнате. Никогда не забуду,