КУКУ-ОБА. Дневники 90-х. Роман. Сергей Е. Динов
Или с РЭУ, как там нынче жилконторы называются? С милицией пришли. Опечатывать будут. Выселяют.
Удивительно, но Тамара безмолвствовала. Она сидела, напряженная, ужасающая своей дикой красотой, и молчала. Глаза Точилина магнитом притягивались к глубокому декольте ее кофточки.
– Открываем? – предложил черный Тима.
– Сидим, – приказал Лемков. – Ждем.
В железную дверь продолжали дубасить кулаками. Раздался шум шагов по гравию возле заколоченных амбразур подвальных оконец. Сиплым голосом с улицы заявили совсем близко от ставень:
– Там они сидят, сурки, там. Решетки навесили, суки.
– Ломать будем? – полюбопытствовали вкрадчивым голоском.
– А менты подвалят? – возразили сиплым. – Ждем.
– Бандиты, – спокойно сказал черный Тима. – Пришли.
Все посмотрели на неподвижную Тамару. Она молчала.
– Молчишь, женщина? – спросил Тима. – Сейчас говорить надо. Ты – молчишь. Кто пришел? Зачем пришел? Зовем черных братьев? А? Папа? Зовем? Драка устроим! Стрелять будем! – и черный Тима решительно поддернул рукав рубашки, поднес мобильный телефон к уху.
– Погоди, Тим, – прохрипел Тимофей. – Сначала разберемся кто и зачем. А уж потом…
– Давай, – согласился Тима, устало зевнул. – Спать хочу, как зверь. Глаза слип… слипают.
Точилин продышался, вспомнив, что уже давно никак не участвовал в действии, и мужественно спросил:
– Что, подруга, тебе есть что сказать?
– Тебе, Точила? Тебе – нет, – ответила великолепная в своей независимости стерва. – С тобой жалкий интель страница выдрана из жизни и сожжена.
– Нормально, – проворчал Точилин. – Типа, уела.
– Бандиты. За картиной пришли, – подал голос из-под полотенца сгорбленный Тимофей. – Я Марику признался, что сперли полотно и копию. Будут ставить на бабки. Счетчик включать.
– Такси что ли? – возразил черный Тима. – Щас выйду, поставлю счетчик. Раком.
– У них стволы, сынок, – просипел Тимофей.
– Что у вас Раша творится?! – возмутился Тима. – Беспредел такой! В Бруклине, в Гарлеме такого нет. Нееет. Белого пинаем, морда набьем, не заходи куда нельзя, где черный зона. А здесь? Везде застрелят, взорвут. Милиция спит.
– В штаны наложил, негр? – злобно прошипела осмелевшая Тамара. – Здесь вам не там.
– Помолчи, – вежливо попросил черный Тима. – Ты смотрела мои штаны? Если б смотрела, нежная стала, спать со мной захотела. А я хочу спать один. Сильно хочу. Устал. Европа летел. Два… две сутки. Эапорт ехал. Здесь сидел ночь. Водка пил. Радовался: папа жив. Твой кукла жарил.
– Какой кукла? Что ты мелешь? – фыркнула Тамара.
– Красивый, очень красивый кукла в куски. Папа лепил. Он скульптор хороший оказался. Любил тебя, зараза! – возмутился черный Тима. – За что? За что тебя любить, паразьитку?!
– А ну открывай! – рявкнули с улицы у окна, пнули в доски ставень. – Кто там базарит?! Открывай!
– Пошел