КУКУ-ОБА. Дневники 90-х. Роман. Сергей Е. Динов
подвала. У лестничного спуска сняла шубку, свитер сбросила у обеденного стола, джинсы стянула у стеллажей с мелкой керамикой. Осталась в черных колготах и маечке распашонке. При плотной упитанности, фигуру она сохранила великолепную, изящную, достойную полотен Тициана. Лемков поплыл разумом и сознанием. Точилин окаменел.
Оба студента и художники были заворожены ее эффектным представлением в захламленном пространстве творческого подвала. Ковчега изгоев, как его называл сам Лемков.
Неожиданную посадку ее упругих ягодиц на костлявые коленки Лемкова в тот вечер Точилин еще запомнил. Жутко расстроился от смелого, дерзкого, казалось бы, неоправданного поступка и выбора незнакомки. Проглотил без закуски два стакана огненной жидкости. Начались горячие провалы в памяти. Притихшие студенты неожиданно громко заорали, загалдели, возмущенно и осуждающе, обозлились на свою подругу, которая так нагло кинула их компанию. Гостей развезло после второй. Бутылки. Третью студенты выпили без художников у метро. Вернулись в подвал, принялись скандалить. Называли Лемкова «жалким старикашкой», «бездарной мазилкой», «вшой совплаката». Эти студентовы вопли, в особенности, воинственная «вошь» разозлила обычно непроницаемого и терпеливого Точилина. Будь он рожден, как художник, в годы «диктатуры пролетарьята», то и сам бы с горячим «совэнтузиазмом» поработал бы на ревтеатр «Синяя блуза», малевал бы плакаты в стиле бунтаря Маяковского. Но услышать вопли про «вошь совплаката» от сопливых студентиков, – это было невыносимо. Но пока терпимо. Хотя, как выясняется, невыносимых людей нет, есть узкие двери.
«Интель» Точилин был уже второй десяток лет верным соратником Лемкова во всех его творческих начинаниях и категорично не согласился с мнением никчемных сопливых чмырей с незаконченным высшим, да еще и техническим.
В начале бурных, студентовых дебатов о добром и вечном, о праведной и неправедной любви попытки Точилина возразить наглым пришельцам были вялыми. Они выразились в злобном брюзжании, будто в ворчании пса из-под лавки, которого студенты не услышали. Но в тот буйный и неукротимый период жизни, расстроенный и пьяный, Точилин обозлился на весь мир, на всех живущих тварей на земле. На студентов, в частности, на Лемкова, сидящего в обнимку с полуголой гостьей на коленях и… внезапно заснул тяжелым сном непросыхающего алкоголика.
Дребезжание посуды на деревянном, сбитом из половых досок, столе, харкающие, угрожающие выкрики чужаков так же внезапно пробудили Точилина. Удар бутылкой по голове, что получил Лемков от студента в очках, мгновенно отрезвил обычно сдержанного Точилина. Раненый Лемков наложил на кровоточащий лоб грязное полотенце, снисходительно усмехнулся, поморщился от боли и неумения молодежи культурно спорить на изящные темы. Полуголая Муза вскрикнула при виде крови, обхватила ноги в драных колготках, затаилась в углу продавленного дивана, с удовольствием наблюдала, как самцы устроили схватку