Метро 2033: Логово. Алексей Доронин
зачем стряхнул с него десятилетнюю пыль.
А ведь он хотел переписать кое-какие заметки с устройства в блокнот. В первые недели после того, как упали бомбы, он, Николай Малютин, тогда работник кафедры биофака МГУ, вел эти дневниковые записульки, чтобы не сойти с ума. Заносил данные погоды: температуру, скорость ветра, влажность; делал хронометраж своих перемещений; протоколировал последствия ядерных ударов для биоценозов: уровни заражения, радиационный фон, летальность. Людей он игнорировал. Понятно, что они умирали. А что им, балет танцевать? Но он писал про популяцию подмосковных ежей и реликтовые березовые рощи. Теперь это казалось ему смешным.
Ежики в тумане… Все они умерли, хотя шерсть и иголки защищают от гамма-лучей получше, чем голая кожа и одежда. Все они сдохли.
Но, наверное, не менее смешным было его нынешнее желание перенести эти записи на бумагу. «Для истории». Кому? Для кого? Закончились все истории.
За окном – толстым, шестикамерным, с закачанным между стеклами то ли аргоном, то ли криптоном, – ветер гонял мертвые листья. Да и стекло, возможно, было не простое, а просвинцованное, как в рентген-кабинете.
Ну, раз сегодня «день варенья», можно позволить себе праздничный завтрак. Он подошел к шкафчику и достал банку тушенки. Открыл ножом, начал ковырять вилкой. Налил из банки немного отстоявшейся очищенной воды с неприятным пластиковым привкусом.
Можно было поесть мясорастительных консервов – перловка с мясом, – но прежде чем плюхнуть содержимое жестянки на сковородку, надо пойти в Клуб, чтобы дали воспользоваться плиткой. В домах Семеныч разрешал только лампочки – электричество берегли.
Двадцать лет прошли – как с куста.
В такие дни было особенно тоскливо. Даже зимой и то веселее – в вихрях снежинок есть иллюзия чужой ледяной жизни. А осенние листья мертвы и иллюстрируют собой власть небытия: выглянули на пару месяцев и уже осыпались. И это при том, что большинство деревьев вовсе не проснулись, а стояли палками, словно скелеты.
«Лучше бы война случилась зимой. Тогда бы их больше выжило».
Радиочувствительность деревьев зимой, в состоянии покоя, в три раза ниже, чем при облучении летом. Он давно не видел ни одного хвойного дерева, и не мудрено – они в десять раз хуже, чем лиственные, переносят облучение. Самые живучие – травы и кустарники. Однако мхи и лишайники могут дать фору даже им. Но вне конкуренции – бактерии, живущие в почве. Даже когда все живое на поверхности гибнет, они, не замечая этого, продолжают свою работу по переработке органики в гумус. Им даже лучше…
Редкие пятна зеленой травы все-таки пробивались в мае-июне, да покрывались листочками клены и березы. Но уже к августу все это чернело и облетало.
В такие октябрьские дни, как сейчас, появлялась ностальгия даже по просыпающимся весной насекомым. Хотя в самих тварях приятного мало – первое время, когда после многолетнего перерыва на стекло вдруг стали садиться, шевеля суставчатыми конечностями, мотыльки типа ночного павлиньего глаза, он вскрикивал. Один раз сел большой