Ученик аптекаря. Александр Окунь
сотканном из оппозиций: правое – левое, высокое – низкое, холодное – горячее…
– Зло – добро, красота – уродство… – Оскар сделал нетерпеливый жест.
– Вот именно, – кивнул Аптекарь, – а раз так, излечение начинается с преодоления этих оппозиций, на первый взгляд непримиримых, то есть создания ситуации, где правое неотличимо от левого, высокое является низким, где горячее и холодное, красота и уродство суть одно и то же, а зло и добро сплавляются в амальгаму. Нет в этом мире ничего полярнее мужчины и женщины. Поэтому акт соития есть священный акт, имеющий отношение не столько к инстинкту размножения, сколько к достижению заветной гармонии. Что такое мистерии и оргии Древнего мира как не попытка приобщения к космосу? «Тикун» – исправление? – Он бросил взгляд в сторону Эли. – Каббала до кабалы? А институт священной проституции?
Надо сказать, что Аптекарь с энтузиазмом и уважением относился к институту проституции, вызывая этим гнев и возмущение феминисток и либералов.
– Проститутка – не жертва общества, а сестра милосердия, – сказал он. – Это вообще наиболее честный вид общения между полами, в котором нет места ни разочарованиям, ни ревности, ни обманам.
– А все эти стоны? – усомнился Анри.
– Это не обман, – твердо произнес Аптекарь. – Это терапия. Театр. Нечто вроде органной музыки в церкви. Прерывистое дыхание, страстные стоны не мешают им постоянно наблюдать за клиентом, чутко прислушиваться к его реакциям, желаниям, возможностям. Они исполняют свою работу честно, зная, что потом будет перерыв, сигарета, чашка кофе и никакого алкоголя, это как у летчика перед полетом, спасателя перед операцией. Они редко получают сексуальное наслаждение, но получают удовлетворение от хорошо, профессионально исполненного долга. По невежеству своему, – продолжал Аптекарь, – мы ассоциируем публичный акт соития с язычеством. Меж тем он является воплощением наибольшей святости в религии, из которой произросли христианство и ислам. В отличие от язычников с их культом обнаженного тела, евреи были пуританами Древнего мира. В центре их Храма находилось помещение – Святая святых, куда вход был запрещен всем, кроме первосвященника, и то раз в году, в Судный день. Такой концентрации и мощи бушевала энергия в этом пространстве, что нередко сердце первосвященника не выдерживало напряжения, и он падал замертво. А чтобы в случае смертельного исхода можно было убрать тело, не оскверняя святости места, перед тем как первосвященник входил в Святая святых, к его ноге привязывали веревку, при помощи которой тело выволакивали наружу.
– Остроумное решение, – одобрил Эжен.
– Но что именно было в Святая святых? – продолжил Аптекарь.
– Ничего, – сказал Кукольник.
– Помнится, – откинулся на спинку стула Анри, – читал я у Апиона, будто была там ослиная голова.
– Антисемит твой Апион, – вскипел Поляк.
– Антисемит, – согласился Анри. – Но это вовсе не значит,