Наджин. От войны к свободе в инвалидной коляске. Наджин Мустафа
других городах, информация об этом быстро разлеталась на Facebook и YouTube. В течение апреля и мая произошли протесты в Хомсе, Хаме, Дамаске и Ракке – от Латакии на Средиземноморском побережье до сельских регионов на севере, граничащих с Турцией, и до восточной провинции Дайр-эз-Заур, откуда поступает наша нефть.
Каждый раз протесты пытались подавить с помощью силы. Сотни людей были убиты, но это никого не останавливало. По всей стране люди кричали: «Свои души, свою кровь мы приносим в жертву тебе, Дераа!»
В каждом доме говорили только о том, что происходит. У нас даже о нежелании Мустафы жениться никто не вспоминал. Воздух был наэлектризован, чуть не дрожал. Революция! Прямо как в исторических программах, которые я видела. Мы были взволнованы до предела, и мы думали, что наконец-то избавимся от Асадов. Теперь вслух обсуждали то, о чем раньше нельзя было и подумать, и это было прекрасно! Молодежь пела насмешливые песни про клан Асадов, а я даже придумала ругательства, которые иногда произносила вслух.
Мы, курды, начали думать, что наконец-то сможем получить свой Курдистан, или Рожаву, как мы это называли. На некоторых баннерах на улицах было написано: «Демократия для Сирии, федерализм для сирийского Курдистана!» Но Яба говорил, что мы ничего не понимаем. Люди старшего поколения знали, насколько опасен режим. Они видели, что происходило в Хаме в начале 1980-х, когда Хафез Аль-Асад и его брат Рифат из-за протестов мусульманского братства разрушили целый город. Погибли, как говорят, десять тысяч человек. Асады и сейчас были готовы пойти на многое, на всё.
Режим был слеп и глух к требованиям народа. Вместо настоящих перемен Асад издавал все новые и новые указы в попытке задобрить разные слои населения. Например, он легализовал ношение никабов в школе, которые были запрещены за год до этого. Пытаясь предотвратить присоединение курдов к протестам, он подписал указ, наделяющий гражданством примерно триста тысяч курдов. Эти люди не имели гражданства с 1960-х годов. Впервые на государственном телевидении появился секретарь Асада, чтобы пожелать курдам счастливого Навруза, там даже исполнили курдскую песню.
Но этого было недостаточно – на самом деле люди хотели меньше коррупции и больше свободы. Призывы к реформам превратились в призывы к свержению Асада. Протестующие сорвали постеры с изображениями президента, на которых он в джинсах сажал дерево, подожгли их, а потом повалили статуи его отца, чье имя мы раньше не смели произносить.
Большинство новостей мы узнавали из репортажей Аль-Джазиры или из YouTube — сирийское телевидение, конечно, ничего не показывало. Нашим персональным источником информации был Мустафа, который теперь занимался перевозкой тягачей из Ливана. Он постоянно ездил по стране и видел все своими глазами. Как и Яба, он говорил, что наш режим жестче, чем все остальные, и сомневался, что его можно свалить. Однако, когда он увидел, насколько быстро протест в Дераа перекинулся на Хомс и Хаму, он изменил свою точку зрения.
Мустафа