В лабиринте версий. Валерий Михайлов
состоял из яичницы и китайского чая, слегка подогретого в микроволновке. Трубопроводову готовить было лень, а Калиста Никоноровна вновь отдалась болезни. Она и к столу-то вышла только потому, что иначе осталась бы не только без ужина, но и без чая.
На это раз телевизор пустился в долгую полемику о значении смайликов в творчестве Тургенева и Павла Лунгина. Быстро устав от этой философии, Трубопроводов отправился спать, но спать ему не дала Калиста Никоноровна. Всю ночь она, как заводная прошагала по дому с воображаемым знаменем в руках и горланя пионерские песни. Под утро она совсем потеряла голос, и ее рот извергал пугающее до глубины души нечеловеческое шипение.
Уже светало, когда она, наконец, угомонилась и пошла спать. Вышла из комнаты она только вечером следующего дня и сразу же спросила:
– А что мы будем есть?
– Жареную картошку, если вы ее почистите, – ответил Трубопроводов, съевший несколько купленных в буфете пирожков.
– Я – старая больная женщина…
– Тогда – ничего, – прервал он ее излияния.
Поняв, что спорить бесполезно, Калиста Никоноровна принялась за работу. После жареной картошки был чай.
Утром Трубопроводов, как ни пытался, не смог отделить сон от яви.
Все, как обычно, началось с разговора с телевизором, который на этот раз потянуло на притчи.
– Случилось так, – рассказывал телевизор, – что в одном царстве молодой, но могущественный царь, взойдя на престол, объявил себя богом. Конечно же, и до него, и после, в мире были цари, провозглашавшие себя богами. Но в том царстве считалось, что сам бог слишком небеснолик, чтобы лично говорить с народом. Поэтому от его лица к народу обращался верховный жрец. Шло время. Цари сменяли друг друга на престоле. Царство росло, подминая под себя соседние территории. И вот уже не только царь, но и верховный жрец, объявив себя наместником Бога, стал слишком небесноликим, чтобы обращаться напрямую к народу. За него стали говорить слуги или простые жрецы, которые тоже вскоре причислили себя к миру Небес. Между безмолвным миром богов и народом оставались только мелкие чиновники, ставшие полноправными хозяевами того царства. Это положение не устраивало только народ и кое-кого из богов. Но народ боялся восстать против своих небожителей, от имени которых действовали чиновники, а боги вынуждены были молчать, так как им при рождении начали отрезать языки.
Потом был какой-то человек в дурацкой одежде. Он, сидя на ковре, рассказывал:
– Наш мозг сам ткет реальность из окружающий нас иллюзии, и мы видим, как морковь становится розой, которая превращается в драгоценность, но только затем, чтобы рассыпаться в прах. Такова природа вещей. И мы властны лишь сознательно следовать этой природе.
Каждому его слову сопутствовало соответствующее превращение. Морковка на глазах у всех (в доме были еще какие-то люди) превратилась в розу, затем в ювелирное изделие тончайшей работы, чтобы сразу же после этого превратиться в пыль…
Утром,