Ночной гость. Мария Олеговна Дудченко
остальном ситуация была весьма и весьма плачевна. Я пытался отбиться от проблем с тем же успехом, с которым можно пытаться покрыть некозырной семеркой козырного короля.
–Готово – я посмотрел на свои карты и присвистнул. Удача все-таки устала вертеться туда-сюда и заняла исходную позицию. Сергеич, наоборот, обрадовался и уже собирался объявить, за кем ход. Теперь меня могло спасти только чудо.
«Чудо» ввалилось к нам в кабинет в виде наших товарищей: Семен Семеныча и Пилюли. Последний широко улыбнулся, завидев меня, и многозначительно потряс пакетом, в котором звонко звякнули бутылки. В такие чудеса я верил всеми фибрами души.
– Антоха, ты что ли и в ночную остаешься? Ай да молодец! – в качестве приветствия Пилюля хлопнул меня по плечу с такой силой, что я чуть было не впечатался в стену. – Скажу Анатоль Борисычу, чтобы выписал тебе премиальные. За креатив и рвение в труде. Это ты вчера пририсовал пугалу усики как у Гитлера и брови как у Брежнева?
–Было дело. Эти вредители всю яблоню скоро склюют. У пугала лицо, как у куклы. Немудрено, что они не боялись.
– В художники все-таки надо вам подаваться, Антон Владиславович, в художники. С вашим-то именем и талантом не годится прозябать в кладбищенской сторожке со всякими алкашами. Верно я говорю, Алексей Сергеевич?
– Да отвянь ты, мудрец. Дай сосредоточиться.
– Бойся, Антоха, сейчас тебя Сергеич побеждать будет. Ну а мы пока с Семен Семенычем постоим на крылечке и поглядим на звезды. Заодно и покурим. Семеееныч! Ты куда там запропастился?
– За креатив и рвение, говоришь? – в дверях появился Семен Семенович Лозицкий, хирург высшей категории, с двумя пачками сигарет в руках. – Там у вас по кладбищу кто-то шастает. Ворота нараспашку. Время посещений давно уже истекло. За такие заслуги нужно подзатыльник дать Антохе, а не премию. Иди, Ван Гог, проверяй, как бы чего не стащили.
– А с чего это я? С двадцати двух ноль – ноль началась смена Сергеича. Вот он пусть и идет проверять.
По лицу Сергеича отчетливо просматривалось нежелание покидать уютное насиженное место. Он умоляюще посмотрел на меня и положил карты на стол.
–Антох…
–Ничего не знаю.
–Ну Антох…Антон…Антон Владиславович, твою ж дивизию.
– Антон Владиславович слушает.
– Ты мне друг?
–Смотря что тебе надо. Если сходить и закрыть ворота, то я вижу вас, уважаемый, впервые в жизни.
– А если я скажу, что этот кон не в счет?
–Совсем другой разговор, мой дорогой товарищ! Я уже мчусь к воротам, дайте только ключи.
–Лови, комедиант. И скажи тому любителю ночных посещений, чтобы заканчивал воровать яблоки и шел домой к мамане. Я догадываюсь, кто это может быть. Петька из тридцать шестого дома.
–Петька же в тридцать втором живет – зевнул Пилюля, удобно растянувшийся на двух стульях.
–Да хоть в сто пятьдесят первом. Иди, Антоха, а то передумаю.
– Бегу, лечу, телепортирую! – я выскочил, не закрыв за собой дверь.
– Он опять домой не идет? – обеспокоенно спросил Пилюля.
– Он уже неделю там не появлялся. Говорит, с невестой разругался окончательно. Свадьба под угрозой срыва. Я поэтому весь вечер ему поддавался. Должно же у парнишки хоть что-то получиться. Жалко его. Институт закрыли, с работы со второй поперли… А все потому, что за десятью зайцами угнаться хотел. Да и Катька эта еще подвернулась … Правильно говорят люди: хорошее дело браком не назовут!
–Сколько они вместе были? – поинтересовался Семен Семеныч.
– И пяти лет не прошло.
– Тьфу ты. Молодежь. Сегодня сходятся, завтра уже расходятся. Мы вон с моей двадцать лет уже оттрубили.
–И?
– И ничего.
– Вот именно, что ничего. Ничего хорошего – снова зевнул Пилюля. – Ты приходишь домой поздно, когда жена уже спит, уходишь рано, пока жена еще спит. Лица детей без фотографии небось и не вспомнишь. Работа – вот твой дом, твоя семья и твоя любовь. Смотрю на тебя и думаю, зачем ты вообще женился?
Семен Семенович Лозицкий, хирург высшей категории, почетный гражданин села, выступающий на праздниках, собраниях и на заседаниях в больнице с длиннющими речами, не нашел, что ответить на этот простой вопрос.
Пока мои друзья делились треволнениями по поводу моей неудавшейся жизни, я вразвалку брел по вверенной нам с Сергеичем территории. Я был дневным сторожем кладбища, Сергеич – ночным. Работа легкая, разве что иногда слишком скучная. Сами понимаете, кладбище не то место, где звучит смех. Глухой стук лопаты, карканье ворон и конечно слезы, бесконечные слезы страждущих по усопшим. Основными обязанностями являлись обходы каждые три-четыре часа да слежка за яблоней Анатолия Борисовича, директора кладбища. В общем, ничего интересного. Если бы не Сергеич и наши товарищи из больницы, на моем надгробии указали бы «помер со скуки». Я шел медленно, освещая фонариком путь. В самом деле, неподалеку от яблони виднелись две человеческие фигуры. Одна из