Нашествие. Тимур Максютов
коробочка.
– Два солида. За каждого.
– Да хоть двадцать два. Некуда, говорю же.
– А? – Винченцо, уже было скрывшийся в кормовой каюте, вернулся, услышав о деньгах. – Что же ты грубишь нашим гостям, капитан? Приглашай на борт.
– Куда мне их? На палубе и так повернуться невозможно.
– Да хоть себе на голову. Зови, говорю.
Капитан пробормотал:
– Совсем обезумел от жадности, за медный грош сам утопится и нас утопит.
Махнул рукой монахам: поднимайтесь, мол. Пнул подвернувшегося матроса:
– Шевелись, рыбья еда. Убирай сходни, пока сюда не припёрся Ной со всем содержимым своего Ковчега: наш хозяин любого пустит за пригоршню мелочи.
Последние пассажиры долго искали свободный уголок на забитой товарами и людьми палубе. Нашли, когда неф уже покинул бухту Золотой Рог и повернул на восток, к выходу из Босфора.
Позади остались скалистые берега пролива; распахнулась лазурь морского простора, в которой давно не отражался флаг с золотым венецианским львом.
Нахальные константинопольские чайки долго летели за кормой, ныряли в пенный след, вновь взмывали в небо и кричали: то ли желали счастливого пути, то ли пророчили беду…
* * *
Рассвет залил расплавленным золотом гладкую поверхность Понта Эвксинского; море встречало путешественников доброжелательно, подмигивая мириадами солнечных бликов. Кормчий правил прямо на светило, на восток; ласковый зефир подгонял венецианский корабль, старательно надувая косые латинские паруса.
Даже ворчливый капитан успокоился: путешествие складывалось благополучно, ещё сутки попутного ветра – и на горизонте появятся зелёные горы Тавриды. Возился с новомодным прибором-компасом: плавающей в сосуде пробкой, которую проткнули железной иглой. И вполуха слушал байки трепача-кормчего:
– Это разве рейс для опытного моряка? Тьфу, прогулка для монашек. Вот когда я из Англии возил паломников на Святую землю, так пришлось всякого натерпеться. Дьявол так и норовил потопить нас. Ломал нам мачты в Бискайском заливе: страшный был шторм, двух ремесленников из Лондона смыло за борт. А как-то окружили нас рыбы-дельфины и стали петь колдовскую песню – «Отче наш» наоборот. От такого богохульства плывший с нами патер-ирландец покрылся волдырями да и сиганул за борт. А может, из-за белой горячки – пил он всю дорогу, уж больно морская болезнь его мучила. Неподалёку от Геркулесовых столпов погнались за нами сарацины, все уже ждали смерти и даже наш капитан отчаялся; но я вознёс молитву – и тут же галера поганых встала как вкопанная. В напрасной злобе визжали сарацины и взывали к своему ложному богу: из бортов их корабля вдруг проросли корни, наподобие древесных, а вёсла превратились в ветви и вцепились в морские волны. Так мы и спаслись, а всё благодаря моему самообладанию и знанию молитв. Когда паломники сходили на берег в Акко, то рыдали и благодарили Спасителя за то, что…
– …наконец-то избавил их от такого болтуна, как ты. Куда, чёрт косорукий? На два румба севернее, ровно держи руль.
Кормчий