Повесть о двух городах (с иллюстрациями). Чарльз Диккенс
дочку так, чтобы она считала своего отца умершим… Нет, зачем… ради бога, зачем вам передо мной становиться на колени?
– Умоляю вас, скажите правду… Милый, добрый, сострадательный сэр, скажите всю правду!
– Э… э… ведь мы о делах… Вы меня конфузите, а как же я буду вести деловой разговор, коли я сконфужен? Тут необходимо хладнокровие. Вот если бы вы мне изволили сказать, например, много ли составят девять раз девять пенсов или сколько шиллингов в двадцати гинеях, это бы меня ободрило. Я бы сам оправился, да и насчет вашего душевного состояния был бы спокойнее.
Не давая прямого ответа на такое заявление, она сидела так смирно, после того как он потихоньку поднял ее с колен и посадил в кресло, и ее руки, не отрывавшиеся от его руки, дрожали настолько менее прежнего, что мистер Джервис Лорри до некоторой степени тоже успокоился.
– Это хорошо, очень хорошо! Мужайтесь. Мы о деле рассуждаем. И вам предстоит заняться делом, полезным делом. Мисс Манетт, мать ваша так и поступила относительно вас. И когда она скончалась, кажется, от разрыва сердца, до самого конца не переставая тщетно разыскивать вашего отца, вам было от роду два года, и вот вы росли спокойно и счастливо и расцвели, как прекрасный цветок, не ведая мучительной заботы о том, умер ли ваш отец, истощив свои силы в тюрьме, или еще жил там многие годы.
Говоря это, он смотрел на нее сверху вниз с нежной жалостью, любуясь ее пышными золотистыми волосами и как бы думая, что и они могли преждевременно подернуться сединой.
– Вам известно, что у ваших родителей не было большого состояния; а что было, то закреплено за вашей матерью и за вами. С тех пор ничего нового не открыли ни по части денег, ни другого имущества; только…
Он почувствовал, что она крепче сжала его руку. Выражение ее лица с приподнятыми бровями, с первого взгляда поразившее его своей оригинальностью, застыло теперь в припадке скорбного ужаса.
– Только он… он сам отыскался. Он жив. По всей вероятности, сильно изменился; возможно, что захирел… хотя, будем надеяться, не совсем. Но все-таки жив. Ваш отец перевезен в дом одного старого слуги в Париже; и мы поедем туда; я – с тем, чтобы, буде возможно, признать его личность, а вы – возвратить его к жизни, любить, покоить и всячески утешать.
Дрожь пробежала по ее телу, а через нее сообщилась и ему. Она произнесла тихо, внятно, благоговейно, как будто говорила во сне:
– Я увижу лишь его призрак… Это будет его призрак, а не он.
Мистер Лорри тихонько похлопывал по ручкам, впившимся в его руку.
– Ну вот, ну вот… Теперь хорошо… И отлично. Теперь вы все знаете, и лучшее и худшее. И вы на пути к бедному пострадавшему папеньке; и вот, коли Бог даст благополучно переправиться за море да благополучно совершить сухопутный переезд, вы скоро, очень скоро будете с ним.
Она произнесла тем же тоном, переходившим теперь в шепот:
– А я-то все время жила на воле, была счастлива, и никогда мне не являлся его призрак!
– Еще вот что я вам скажу, – молвил мистер Лорри