Лунь. Марина Зенина
отцепись, говорю! – рявкнула мать и резко дернула ботинки на себя и вверх.
Раздался глухой удар. Лена вскрикнула и схватилась за лицо обеими руками. Толстая ребристая подошва со всего маха угодила ей прямо под глаз. Лена быстро ощупала место удара и посмотрела на пальцы – слезы, грязь, немного крови. Валентина была уже в дверях, воспользовавшись замешательством дочери, и смеялась.
– На кого ты похожа! Дура! – крикнула она и вышла из дома нетвердой походкой, прижимая отвоеванные ботинки к груди.
Лену трясло от боли, обиды и унижения. Конечно, она не стала догонять мать. В тот момент она была уже неспособна на решительные действия и не смогла бы отнять у матери ботинки. Лена села на пол и беззвучно зарыдала. Нужно было как можно скорее промыть и обработать пульсирующую рану под глазом, но только по прошествии нескольких минут девушка смогла подняться и здраво оценить ситуацию.
Лена боялась посмотреть в зеркало, но ей пришлось это сделать. В висках стучала боль, сводя зубы. Девушка подошла к зеркалу и взглянула на себя. Кровь уже успела свернуться, смешавшись с мокрой землей с подошвы. Лена бережно омыла место удара холодной водой. На коже остался крупный кровоподтек. Прикасаться к нему было очень больно, но Лена уверенно смочила ватку в спирте…
В последнее время ее лицо получало слишком много травм. Такими темпами оно скоро могло покрыться шрамами. Симпатичной девушке такая перспектива совершенно ни к чему. Однако обстоятельства складывались вне зависимости от желаний Лены. Ей снова стало невыносимо жаль себя. «За что же все это мне, господи? Что я делаю не так? Почему именно я? Когда это кончится? Почему она ненавидит меня?» Но ответов не было и не могло быть.
Постепенно глаз начал заплывать, а кожа под ним – стремительно синеть. Даже моргать было больно. Лена позвонила на работу и отпросилась на сегодняшний вечер, сказав, что отравилась. Тетя Тома посоветовала ей выпить активированного угля.
Девушке хотелось плакать, но даже это делать было больно, поэтому она не стала. Снова пошла к холодильнику, достала лёд, привычно уже завернула в платок и приложила к лицу, села в кресло, в каком-то оцепенении уставившись в стену. И только потом осознала всю катастрофу, которую нанес ей этот удар ботинком по лицу.
«Да ведь я же не смогу в таком виде пойти к Илье Алексеевичу!» – поняла она и подскочила на ноги. И в следующий миг – вновь затряслась всем телом, схватившись за лицо.
Боль души и боль тела перемешались, слились воедино, и нельзя было разграничить их. В отчаянии Лена несколько раз пнула кресло, ушибла ногу, смахнула со стола лампу и книги, ударила по нему кулаками.
– За что?! – требовательно закричала она, непонятно к кому обращаясь. – Почему Я?! Мне был дан ТАКОЙ шанс! И теперь я не могу им воспользоваться! Не могу! Будь ты проклята! Будь проклята! Спейся и умри, наконец!! Господи… – опомнившись, она испугалась своих же слов и бессильно рухнула в кресло. – Господи… зачем ты оставил меня?..
Слезы иссякли быстрее, чем обычно. Остался только гнев, о