Чужая луна. Игорь Болгарин
всего доложенного доношу: 1) Голодаю, 2) Голодают офицеры и солдаты и 3) Спрашивают меня: „За что?“.
Я же ходатайствую перед Вами об ответе по тем обязательствам, которые Вы взяли на себя. Обращаюсь к Вашей чести, ко всему святому, что у вас еще есть, и прошу спасать армию и обеспечить борцов хотя бы в ущерб своим интересам.
А всеми обеспеченные бойцы под командой старшего из бойцов, генерала Кутепова, хотя бы на новом фронте исполнят свой долг.
К сожалению, государства по Вашей милости у нас уже нет, но армия пока еще уцелела. И армия эта – Русская Армия, солдатом которой я был, есть и буду. Она умереть не может и не должна».
Прочитав рапорт, Кутепов поднял глаза на Слащёва:
– Ну, а мою фамилию зачем сюда прицепил? Для красоты, что ли?
– Это пишу я, генерал-лейтенант Слащёв-Крымский. Это мои мысли. Ты за них не несешь никакой ответственности. Но вставил я тебя сюда не случайно. Пусть задумается, что он не один такой. Захотим и сменим, как в свое время Деникина, – пояснил Слащёв и затем снова спросил: – Может, еще что не понравилось?
– Сумбурно очень. Категорично. И ложь не понравилась. В пути, и верно, жили впроголодь. Сейчас же французы нас снабжают вполне удовлетворительно.
– Генералов – да! А простых солдат?
– Продуктовые наборы для всех одинаковые.
– Ну, слегка преувеличил. Написал, как сумел. Я не Пушкин.
– Зачем же так: «Голодаю»? – ворчливо сказал Кутепов. – Ты лично голодаешь?
– Я не за себя. Но так для дела надо. Чтоб задумался.
– Хорошо. Я передам это Главнокомандующему. Но я считаю твои упреки… как бы это сказать… не очень справедливыми. И хочу тебе напомнить, Яков, ты вступаешь в конфронтацию с довольно сильным человеком. Я лично не хотел бы иметь такого врага. Я не тебя жалею, а твою дочь. Надеюсь, ты понимаешь меня?
– Я надеюсь, Врангель – не только сильный, но и здравомыслящий человек. И полагаю, сделает из моего рапорта правильные выводы.
– Я тебе все сказал.
Уже прощаясь, Слащёв мимоходом спросил у Кутепова:
– Сегодня по заливу катера мотались. Похоже, у Главнокомандующего было какое-то совещание. Если не секрет, о чем шла речь?
– Французы попытались обезоружить нашу армию.
– Та-ак. Ну, и что?
– Послали их. Если перевести на интеллигентный русский: не подчинились.
– Вот видишь, Александр Павлович, моя точка зрения Врангеля уже нисколько не интересует. Он давно вычеркнул меня из списка своих единомышленников, я уж не говорю – из списка друзей. Так каких неприятностей ждать мне от него после моего рапорта? Мне важно сейчас, чтобы мои соотечественники, до конца исполнившие свой долг, не оказались на улицах Константинополя без куска хлеба и без гроша в кармане. Поэтому и написал, – и после некоторых раздумий добавил: – А о дочери, извини, я уж как-нибудь сам позабочусь.
Сутки спустя на «Лукулл» был доставлен приказ командующего французского оккупационного корпуса в Константинополе