Мое сокровище. Тереза Ромейн
а уж затем пересечь Атлантику.
Джилс уже неоднократно слышал эту трогательную историю и относился к ней с некоторой иронией. Однако сейчас, с появлением новых слушателей, седое предание обретало обновленное звучание, и он не мог не подумать об Одрине, которую – правда, вопреки ее воле – тоже прокатили чуть ли не до самой шотландской границы. То было бы славным приключением – господи, теперь и к нему привязалось это словечко! – если бы такой вояж состоялся с обоюдного согласия и по любви.
Джилс в очередной раз перехватил взгляд Одрины; она была немного бледна и, как казалось, чем-то озабочена. Отложив шкатулку, он протянул руку через столик и, чуть приподняв ее подбородок, проговорил:
– И ваш папочка еще полагает, что ваши старшие сестры неудачно вышли замуж?.. Да вы только представьте, принцесса, что какой-нибудь американский ремесленник вознамерился бы увезти их на другой конец света.
Отстранив его руку, Одрина пробурчала:
– Он, скорее всего, предпочел бы именно такой вариант… Только бы мы не оставались в Англии и не марали его доброе имя.
– Он бы так и сказал – «марали»? Неужели в вашей среде используют подобные выражения?
– Леди Ирвинг, вы не могли бы нечаянно наступить на ногу мистеру Резерфорду? – проворчала Одрина.
Графиня с удовольствием исполнила ее просьбу и проговорила:
– Ну вот, юный мистер Резерфорд… А теперь открывайте побыстрее эту чертову вещицу. Нам всем уже надоело ждать. А если мне захочется послушать трагическую семейную историю о болезнях и тому подобном, то я нанесу визит нашему разряженному принцу-регенту и поинтересуюсь, как здоровье его сумасшедшего папаши.
Джилс некоторое время взирал на графиню, как бы давая понять, что он не собирается немедленно подчиняться ее командам. После чего продолжил исследовать поверхность шкатулки.
– В том, что я рассказал, нет ничего трагического, – заметил Ричард. – А использование таких шкатулок-головоломок – очень милая традиция.
– Трагизма здесь предостаточно, – возразила леди Ирвинг. – Даже в том, что вы говорите о леди Беатрис, как о своей жене, хотя ее уже три года как нет в живых.
– Но она – единственная жена, которая у меня была. Почему же я не могу ее так называть?
– Настанет день, Резерфорд, – проговорила леди Ирвинг, – когда я все-таки выведу вас из себя.
– А зачем?
Графиня не ответила, однако передернула плечами весьма красноречиво.
Внезапно шкатулка под давлением пальцев Джилса тихонько скрипнула.
– Одна сторона, кажется, поддалась… – пробормотал он. – А впрочем…
Одрина присела на корточки, чтобы посмотреть на шкатулку с уровня столешницы. Взглянув на нее сверху вниз, Джилс увидел белую линию пробора в ее заколотых волосах. И от нее замечательно пахло после вчерашней ванны…
– Какие-то проблемы? – Подняв глаза, Одрина внимательно посмотрела на него. И улыбнулась так, будто прочитала его мысли.
«Интересно,