Хроники вечной жизни. Проклятый дар. Алекс Кейн
второго этажа. Сердце ее ушло в пятки. Мать метнулась к нему, крепко схватила трясущимися руками и осторожно затащила в комнату.
– Милый, ты жив? Ты цел? – бесконечно повторяла она, то прижимая его к себе, то отстраняясь и ощупывая малыша. Ее трясло как в лихорадке. Что же это? Франсуа чуть не погиб, вернее, это она, нерадивая мать, едва не погубила собственного сына!
С того дня Женевьева начала быстро возвращаться к жизни. Она приказала убрать люльку и все вещи Катрин в кладовку, а себе запретила думать о погибшей дочери. Она старалась убедить себя, что сейчас все так же, как раньше, когда у них был только один ребенок и они были счастливы. Пока воспоминания вызывают такую жуткую боль, она постарается не вспоминать о Катрин.
Постепенно Женевьева втянулась в повседневные хлопоты. Хозяйство, слуги, ремесло и, конечно, маленький Франсуа – все требовало присмотра и участия. Она все еще была грустна и молчалива, но уже сама ухаживала за сыном, приводила себя в порядок и потихоньку начинала интересоваться хозяйством. Однако какая-то часть ее души умерла навсегда.
С наступлением лета Рене, как и планировал, оставил службу в ордонансной роте. Он снова занялся перчаточным ремеслом, но, в отличие от отца, воспринимал его не как дело жизни, а как ступень к чему-то более важному. Он подумывал об открытии отдельной от мастерской лавки перчаток и о вступлении в гильдию купцов, имевшую большой вес в Париже.
Рене ходил по городу в поисках подходящего места для своей лавочки. Поначалу он хотел выкупить свой старый дом на улице Сен-Дени, но потом отказался от этой идеи, решив подыскать что-нибудь поближе к кварталам, где жила знать.
Однажды во время таких поисков, проходя мимо какого-то постоялого двора, Рене увидел карету Мадлен. Сердце его скакнуло и, казалось, остановилось. Он приблизился к карете – она была пуста. Рене зашел в харчевню и огляделся. Зал был уставлен грубо сколоченными деревянными столами, за ними на лавках сидели горожане, крестьяне, военные. В противоположной стене виднелась ниша, где на огне жарилось сразу несколько поросят, нанизанных на вертел. Слева за стойкой хозяин наливал гостям вино из огромной бочки.
Рене двинулся было к нему, но тут заметил сидящего в углу Ксавье, кучера Мадлен. Подойдя к его столу, Рене плюхнулся перед ним на лавку и проговорил:
– Здорово, приятель.
Ксавье поднял на него глаза – он был порядком пьян. Ухмыльнувшись, он забормотал:
– А, «прекрасный господин Легран»… Мое почтение.
Перед кучером стояла огромная кружка, уже почти пустая. Оценив ситуацию, Легран спросил:
– Выпьешь со мной? Я угощаю.
Тот осклабился и с готовностью кивнул:
– Как не выпить, коли вы приглашаете? С превеликим удовольствием.
Рене крикнул хозяину: «Бургундского!» и повернулся к Ксавье:
– Что, приятель, ждешь хозяйку?
– Нет, сударь, в этот раз я тут один. Госпожа занемогла.
– Что же с ней?
Подошел хозяин и хлопнул перед ними две глиняные кружки. Ксавье жадно схватил