Двадцатое июля. Станислав Рем
некоторые детали операции против Тито. Два месяца назад группа парашютистов Скорцени едва не захватила руководителя югославского сопротивления в Боснии. Но тот успел скрыться, бросив на произвол судьбы двух британских офицеров связи, которые работали на него. Теперь первый диверсант рейха планировал вторую попытку обезглавить боснийских партизан.
– А тебя я вызвал для того, чтобы предупредить: завтра утром ты отправляешься в части Роммеля. Во Францию.
– На фронт?
– Совершенно верно.
– Но, Отто, я не понимаю, чем провинился перед вами.
– Лично передо мной ничем. Кстати, тебе повезло значительно больше, чем ефрейтору Бохерту. – Скорцени впился взглядом в глаза подчинённого, – Я не потерплю, чтобы в моей команде не выполнялись мои приказы. Я говорил тебе не трогать русского?
Шталь вскинул подбородок:
– Штурмбаннфюрер, я виноват за срыв, но в тот момент не смог себя сдержать…
– Я тебе говорил, не трогать русского? Я говорил, что он мне нужен?
Шталь склонил голову:
– Да, господин штурмбаннфюрер.
– Вот потому, – снова перешёл на спокойный тон Скорцени, – я и отправляю тебя на фронт.
– Разрешите идти?
Скорцени положил руку на плечо сослуживца:
– Эрих, мне нужно ещё две недели, чтобы подготовить этого молодца для той работы, которую он должен выполнить. А ты мне мешаешь. Сразу, как только русский отправится выполнять задание, ты вернёшься обратно. Я всё сказал. Хайль!
На аэродроме Штауффенберга ждал самолёт «Хенкель-111». На его борту полковника ожидал генерал – майор Штиф, ответственный за строительные и ремонтные работы в ставке фюрера. Он сидел на последней скамье, в хвосте машины, разложив на коленях салфетку, на которой разложилась немудрёная снедь, и металлическая фляжка с коньяком.
– Карл, – Штиф говорил нечётко, ему явно мешали пища и спиртное. – Вы не против, если я позавтракаю? Дома, представьте себе, не успел. А в ставке нам будет не до того.
– Какие вопросы, генерал. А я, если вы не возражаете, немного посплю.
Штауффенберг положил портфель себе на колени, откинулся на деревянную спинку сиденья и закрыл глаза.
Хефтен хотел, было, повторить жест командира, но тут же передумал, и засунул портфель под соседнее сиденье.
Боковой люк захлопнулся, двигатели взревели, и самолёт вырулил на взлётную полосу.
– Бертольд Штауффенберг приехал в штаб резервной армии.
– И…
– Всё.
– Что всё? – Мюллер готов был раздавить в руке телефонную трубку, – Мейзингер, меня всегда восхищало твоё красноречие, но сейчас не тот случай. С кем приехал? С чем приехал? На чём приехал?
– Один. Генрих, он приехал один и пустой. На машине Штауффенберга.
– То есть в руках у него ничего не было?
– Совершенно верно.
– Вот, это именно то, что я и хотел от тебя услышать.
Мюллер нажал на рычаг, вытер со лба и шеи пот. Чёртова жара. Настоящее пекло. Палец уткнулся в диск набора, накрутил теле�