Бабье царство. Наталья Горская
навещала его там, хоть поговорили по-человечески, а то брата было практически не выловить в трезвом состоянии, когда здоровым бегал. Спросила, не жалко ему помирать в сорок лет. Он даже удивился:
– А зачем жить? Скучно же. Я уж всё попробовал: чистый спирт пил, с чужой женой спал, на брёвнах по порогам на реке спускался. Что там ещё интересного? По телику в фильмах про мужиков одни подвиги и крутизна, тёлки клёвые вокруг так и вьются, не чета реальным бабам-дурам. Только в кино сплошные спецэффекты, а в реальной жизни грузовик увязнет, и мы его вытягиваем по колено в грязи. Устал так, словно мне сто лет, а не сорок. Думал, что мной должны восхищаться только потому, что мужиком родился, а ведь это ненормально: жить ради восхищения. Да ещё и крутого мужика из себя изображать посреди нищеты и пьянства. А какой я мужик, если жену ни разу на руках не носил? Не для красивой картинки, а только для себя, чтобы почувствовать, как это. С детьми толком не пообщался, а они ведь не запомнят меня, забудут годам к десяти. Ты им скажи, когда вырастут, что не таким уж поганым человеком их папка был. Только очень глупым, что слушал, кого не надо. Подсадили нас на подвиг, а оказалось, что трудней всего просто жить. Не для подвига и шумихи, а только для себя, для своих…
Остался от него кот на память. Денег и счастья не принёс, но всё ж живая душа в доме, а это уже богатство, когда вокруг всё вымирает. В эту зиму заболел, Ульяна выхаживала как ребёнка, как важную ниточку, которая связывает её с навсегда ушедшим миром дорогих ей людей. Казалось, если нить оборвётся, то жизнь потеряет всякий смысл. Умоляла этот клубок свалявшейся шерсти: «Котик, только не умирай! Имей совесть, ты же у меня один остался». И он остался, выкарабкался. Как и прежде ходит за Ульяной по хозяйству и за дровами, делает с ней обход в сарай, лежит на завалинке, когда она чистит двор, светит в сумерках жёлтым глазом со спинки любимого дивана по вечерам. И ей кажется, что её мальчишки тоже сидят где-то тут рядом. Но совсем не такие, какими были при жизни, а поумневшие и повзрослевшие, ставшие настоящими мужчинами, надёжными и умными, её защита и опора в этом непонятном мире.
На их улице почти все бабы были одинокими, поэтому Ульяне одно время даже завидовали, что у неё муж есть. На соседней улице у одной Таисьи Карповны муж остался, ей тоже все завидуют. Недюжинные силы свои Клим Петрович потратил на служение Бахусу, как он сам говорил, если этот Бахус, конечно, потреблял внутрь препараты бытовой химии.
– Бахусу он служит, видишь ли! – смеялась над ним Светлана. – У нас в стране пьянство и вакханалией-то назвать нельзя. Вакх и Бахус были покровителями винограда и виноделия, а наши льют в себя тормозную жидкость и называют это пьянством. По радио передача была, что во Франции пьяницами считают тех, кто пьёт много натурального красного вина – там другого нет. А наши технический спирт шкварят, но пьяницами себя не считают.
– Тебе не всё равно, отчего мужик идиотом становится: от дорогого виски или от стеклоочистителя? – удивлялась её соседка медсестра