Таня Гроттер и пенсне Ноя. Дмитрий Емец
отточить магические навыки учеников до автоматизма.
– А, чтоб тебя!.. Мотис-ботис-обормотис! – не задумываясь, крикнул Жора, выпуская красную искру.
Едва услышав заклинание, потертый хмырь перевернулся в воздухе, заверещал и метнулся в щель. Агух с ненавистью зашипел на Жикина и тоже кинулся наутек. Его широкий зад застрял в щели и протолкнулся лишь после того, как в него попала посланная вдогонку искра. К запаху дохлятины добавился запах паленой шерсти.
Жора хмыкнул и самодовольно подул на перстень. Приятно ощущать себе супермагом, даже если справился всего-навсего с двумя хмырями. Отвоеванный портрет продолжал лежать на ступеньках. Жикин поднял его и, перевернув, взглянул на него. Он смутно надеялся, что на картине будет изображена нагая Афродита или на худой конец купающаяся нимфа (только такие картины Жикин признавал за искусство и готов был бы даже понять мотивы позарившихся на них хмырей), но его поджидало разочарование. На потемневшем холсте был смуглый морщинистый старец в восточном одеянии, на переносице которого поблескивали круглые стеклышки.
«Дедок какой-то! Совсем хмыри очумели: что попало таскают!» – мельком подумал Жикин.
Восстановив перегрызенный шнур простеньким заклинанием Какновус, Жора вернул портрет на прежнее место и блокировал хмыриную щель надежным индоевропейским заклинанием. Баста шмыглос.Ему почудилось, что мудрец взглянул на него с благодарностью.
– Да ладно тебе, батяня! – ворчливо сказал Жикин, слегка подражая Гломову. – Всего парочка хмырей! Будут проблемы – тока свистни!
Портрет, ясное дело, промолчал, и Жора немедленно забыл о нем. Он уселся на ступеньку, подпер руками голову и стал мрачно размышлять, не уйти ли ему в магвостырь. Он размечтался, как будет медитировать и постигать основы магии, худой, бледный, одухотворенный, но по-своему прекрасный, а молодые магессы будут влюбляться в него без памяти и бросать страстные взгляды из-под вуалей.
«Тьфу ты, Чума!.. Опять не то в голову лезет! Я же собирался отменить девушек как класс!» – подумал Жикин и, обращаясь к портрету, вслух сказал:
– Пуппер грозился и не ушел, а я вот возьму и уйду!
Мудрец посмотрел на Жикина и, как тому показалось, с большим сомнением покачал головой.
– А вот грязи не надо! Ты меня плохо знаешь! Я, если что решу, обязательно сделаю! Мое слово – гранит! Заяц трепаться не любит! – сердито заявил Жора.
Губы старца насмешливо дрогнули. Или, может, это блик от факела скользнул по его выписанному маслом и казавшемуся выпуклым лицу? Жикин встал и подошел к портрету. Медная табличка с названием картины была начищена до блеска тибидохскими домовыми. Правда, те же старательные домовые за долгие века стерли с таблички все буквы.
– Ты кто? Древнир? У Древнира лицо другое было, я в книгах видел… Гуго Хитрый? Нет, у Гуго щеки ни в какую рамку не влезли бы. Ну да не важно, и так понятно, что ты важная магическая шишка. Может, царь Горох? Не-а, тот небось был