Доктор Ахтин. Патология. Игорь Поляков
закричала так, как никогда не кричала. И оставляя за собой капли крови, как путеводную нить, бросилась бежать.
К свету, такому далекому и нереальному.
К жизни, в которую не верила.
Хаотичный безумный бег был недолог: налетев на препятствие, она, вскрикнув от боли, отлетела и упала на спину, ожидая, что будет погружаться во влажную бездну, где прекратится её убогое существование. Но ничего не произошло. Она открыла глаза, чувствуя спиной твердую поверхность камня, холодящего обнаженную кожу.
Это был тупик. Глухая стена, – все те же темные камни, сложенные узором кирпичной кладки. Но было и отличие, которое сразу бросилось в глаза. Стена была какая-то свежая, она совсем не выглядела старой и подверженной гниению времени.
Она казалась живой.
И эта стена действительно была живой: глаза, смотрящие насквозь, губы, растянутые в презрительной усмешке, пухлые щеки с ямочками, придающие лицу угрожающую наивность. Это был монстр из ночного детства, чудовище из одиночества юности, тварь, присутствующая на супружеском ложе и «прочищающая дырки» в её голове, пока муж занят с другой стороны. Мерзкий образ, дождавшийся своего часа, и появившийся тогда, когда она его совсем не ждала.
И голос, – тот единственный звук, который она услышала за то время, что была здесь, – соответствовал форме. Скрипучий и мощный, словно металл о металл, голос задал вопрос:
– Что есть сон, в котором зло побеждает добро?
В движениях выпуклого из стены лица была жизнь, но она казалась смертью: тем желанным забвением, когда уже невозможно противостоять безумию окружающего мира. Она смотрела в глаза вопрошающему образу и молчала. Видела в них свою участь и боялась произнести хоть слово. Но недолго, потому что ответ был очевиден:
– Это плохой сон, – и снова через молчание, она добавила, – этот сон есть кошмар.
Глаза одобрительно мигнули, скрыв на мгновение завораживающе черные зрачки, и, открывшийся рот задал следующий вопрос:
– Что есть сон, в котором добро побеждает зло?
Она пожала плечами, втягиваясь в игру в вопросы и ответы, и сказала:
– Ну, это добрый, хороший сон.
Глаза отрицательно качнулись:
– Неправильно. Добро – это изнанка зла. Это худший из кошмаров, так как он дает пустую надежду. Разворачиваешь красивую обертку в полной уверенности, что там вкусная конфета, а там – смердящее застарелое говно.
Губы слепились бантиком, что, несомненно, свидетельствовало об удовольствии, которое получала тварь от общения. Причмокнул невесомым поцелуем и снова задал вопрос, сочась самодовольством:
– Что есть сон, в котором нет ни добра, ни зла, где нет никакой борьбы, где с благостной тишиной соседствует бездонное небо, где прикосновение невозможно, а вид неприятен, где солнце зависло за горизонтом, а мир тверд во все стороны? Что есть бесконечный сон в этом сне?
Она молчала, пытаясь осмыслить вопрос, представить себе этот мир, а монстр, растянув губы в самодовольной