И смех, и грех, и обученье. Александр Омельянюк
своим мыслям он расслышал и, будто бы подтверждающий это, стук вагонных колёс на стыках рельсов: Платон Кочет, Платон Кочет, Платон Кочет…, Платон хочет!
Улыбка озарила его лицо, что совпало с первыми лучами восходящего Солнца. Да! Хорошо начинается день!
А накануне вечером шёл мокрый снег. Москва, словно расстроившись, провожала его в нежданно-негаданно свалившуюся, словно снег на голову, командировку. Да какую! Поездка в Киев для повышения квалификации в течение недели, и то, только до обеда. А остальное время твоё!
Не имея в Киеве ни родственников, ни друзей, ни знакомых, Платон понимал, что второго такого случая в его жизни может и не быть никогда.
Поэтому он твёрдо решил посвятить всё своё свободное время изучению достопримечательностей этого древнего города.
Его приятные предвкушения прервала сухонькая старушонка, вышедшая из соседнего купе и разделившая с ним созерцание восходящего Солнца.
– «Ну, что, милок! Не спится?».
– «Да нет, бабушка, уже выспался!».
– «А я вот уж старая совсем стала, так долго спать не могу. Ранёхонько подымаюсь. Уж кости дряхлые совсем. Долго лежать не в силах, поясница устаёт. Да и говорят солей полно в суставах-то. Не гнутся они, что-то очень-то. Видать увядаю я!».
– «Ничего, бабуля, пройдётесь сейчас, разомнётесь, и полегчает!».
– «Ты, видать, добрый человек! Куда путь держишь то?».
– «В Киев, в командировку на недельку!».
– «А я вот к внучатам! Туда же, в Киев, к дочери!».
– «А много внучат у Вас?».
– «Да двое всего», – вздохнув, ответила старушка – а раньше-то поскольку рожали!».
– «Так сейчас жизнь другая стала. Тяжело некоторым с детьми».
– «Да жизнь всегда одинаковая. И тяжёлая и не очень. Не в этом дело. Себя больше любить стали. Вот и не рожают. У тебя, кстати, у самого сколько детей будет?».
– «У меня то?» – Платон на секунду задумался, мысленно считая своих детей:
– «Четверо! Три мальчика и девочка! А может и больше? Бог их знает!».
Старушка удивлённо и вопросительно уставилась на Платона:
– «Ну! Ты уж и не помнишь, сколько у тебя детей?!».
– «Так у меня они от разных. Разных мам.… Ну, в общем, могут быть ещё!».
Старушка надолго затихла, соображая что-то в уме. Наверно ей хотелось поговорить с Платоном. Но в душе она не могла смириться с услышанным. Боясь обидеть приглянувшегося ей попутчика, она молчала.
Первым нарушил паузу Платон:
– «Да! Всякое в жизни бывает» – задумчиво произнёс он.
Старушка восприняла это, как знак покаяния, оживилась, и продолжила доверительно:
– «Ты, милай, не расстраивайся! Важно, что ты всё понимаешь. А жизнь, конечно, другая стала. Мало кто теперь её понимает!».
Житейская мудрость подсказала старушке целесообразность продолжения разговора:
– «Вон, как всё подорожало, и нету ничего! Зато конфликты всякие. Стреляют! Мужики вон и заработать-то толком не могут. А кормильцы же. Вот тебе и рождаемость, и буйство, и перспяктива всякая!».
– «Да! Жизнь ухудшается прямо на глазах. А как, мать, раньше-то жилось! А? Всё шло, как по маслу! Всё было и вдосталь…!».
Старушка перебила его:
– «Вот и доходились, милок! Потому его теперича и нету, масла-то! не надо было всем-то по нему ходить-то!».
Платон чуть было не рассмеялся, подумав, что старушка есть старушка, и ничего старушечье ей не чуждо. Но сдержался. Он вдруг понял, что она, видимо, недовольна своим зятем, если он вообще ещё есть.
После короткой задумчивости старушка заключила:
– «Видать, мы раньше жили при коммунизме, и не знали этого! Не то, что нонче. Не надо было трогать советску власть-то!».
От этих слов Платон совсем было развеселился, но старушка вдруг прервала беседу, коротко попрощалась с ним и быстро засеменила в конец коридора, в сторону туалета.
Платон с выражением улыбки на губах остался у окна созерцать окрестности. Настроение его улучшилось, и под впечатлением разговора с незнакомой старушкой, увиденного за окном бесконечного пейзажа, и, в силу неиссякаемого жизненного оптимизма, в голове у него понеслось:
Впервые в Киев еду я!
Там не живут мои друзья.
И родных там тоже нет.
Кому же передать привет?..
И вот вхожу я на перрон.
Сажусь в пятнадцатый вагон.
Меня столица провожает,
И мокрым снегом завлекает.
А вот весна того не знает,
Поэтому вдогонку мне
Густые, мокрые кидает:
Летят снежинки в полутьме…
Дальний поезд быстро мчится,
И колёса