Великий маг. Юрий Никитин
учения, в интересах науки теснишь религию, но и ее не забываешь – она стержень любого народа, общаешься с соседями, дружишь во имя безопасности или торговли, иногда дружишь против кого-то, вступаешь в конфликты за земли, торговые пути, источники богатства, как то: богатые залежи железа, золота, серебра, а попозже – нефти.
Мы все то же самое проделываем с начала цивилизации: Гомер так же вел войска на осаду Трои, десять лет штурмовал ее, пока не взял и не разграбил, а потом в сиквеле успешной баймы долго квестил уцелевшего героя домой, преодолевая множество препятствий, вступая в схватки, побеждая где умом, где силой, а на последнем левеле, как водится, по законам жанра его ждал самый лютый бой с самыми главными противниками.
Да почему только писатели: мы все, все человечество, время от времени живем в баймах. Только у абсолютного большинства это не идет дальше утренних или вечерних грез, другие же выкладывают на бумагу, в результате чего и получается все это разнообразие: женские романы, фэнтези, боевики, приключения, эротика…
Так что, собственно, я должен быть счастливым человеком: занимаюсь в реале тем, что другие проделывают только в мечтах. Мне за это еще и деньги платят!.. Правда, это не совсем полная картина, умалчиваю только еще о своей «Последней цитадели», где я создаю и обосновываю мир, основанный совсем на других принципах, чем утренние грезы, еще затуманенные сном, не вполне отделившиеся от ночных желаний и видений. Но «Последняя цитадель» – особая тема, не хочу дать касаться ее всуе…
Хрен муромский, хоть и не строил цивилизацию на экране, но дважды просыпался в липком поту. Руки шарили в поисках одежды или одеяла, которое бы сбросить, но сплю голый, а собственную кожу сбрасывают разве что змеи да ящерицы. Встал, отправился в ванную. Барбос лежит на боку под дверью, дышит сипло, с хрипами. Не случился бы сердечный приступ, у короткомордых собак сердца слабые. Черт, когда же это я отключил кондишен… Или он сам вырубился от перегрева?
Из морозилки вытряхнул в тарелку полдюжины ледяных шариков, Барбос сперва не понял, что ему подсунули прямо к морде, ноздри затрепетали, уловил струйку прохладного воздуха, поднял голову, лизнул. Когда я обливался отвратительно теплой водой, он уже во всю гремел льдинками.
Заснул под утро, простыня влажная, кондишен тихонько взревывает от натуги, шелестящий шум напоминает непрерывный монотонный дождь, черт бы его побрал, уже месяц без дождей, прямо не Москва, а бедуинская Сахара…
Барбос поднялся со стоном, но его лобастая голова без протестов приняла тяжелый ошейник. Народ только-только выливается потоками из подъездов. Никогда я в такую дичайшую рань не выводил пса на прогулку. От утренней свежести ни следа, если даже и была такая.
У подъезда на лавочке разомлевшая от ранней жары консьержка лениво погладила Барбоса. Тот помахал ей обрубком хвоста. Лавочку притащили откуда-то из сквера, удобно старушкам сидеть и перемывать кости всем выходящим из пивного бара напротив. Правда, обычно