Жемчужина, выпавшая из короны. Любовный исторический роман. Илья Тамигин
клинков решил прихватить с собой, равно, как и несколько картин, книги, а также кое-какие мелочи.
В полдень, стоя на крыльце родительского дома, Леонард скучливо оглядывал неказистый, мокрый от дождя пейзаж, пустую псарню и конюшню. Бывал он здесь в детстве редко, даже не каждый год, а с последнего посещения минуло целых шесть лет. Родителей не помнил, только по рассказам няни и дяди, поэтому ностальгических чувств к своему имению не испытывал. Для него сии палестины были только источником дохода.
Мужики паковали вещи, сноровисто постукивая молотками, покряхтывая, грузили ящики на телегу. Среди них прошел слух, что барин крепко проигрался в карты.
– … Скока, скока?
– Стока! Двадцать тыщ! Прикатил к немцу-то, и давай требовать. Маланья самовар им несла, сама слыхала.
– С нами крестная сила! Двадцать тыщ! Да, поди, на всем воскресном базаре товару на стока не наберется!
– А двадцать тыщ – много, батя?
– Ну, вот, к примеру, Силантий: армяк – полтину стоит. Ежели всем в нашем селе по два армяка купить, как раз и выйдет двадцать тыщ заплатить!
– Это где ж ты, Мирон, за полтину армяк покупал? Из парчи, что ль, пошил? Я, однако, за двугривенный себе справил!
– М-да, баре… Высоко летают, как бы падать больнёшенько не пришлось!
– Эй, потише! За такие слова кнута вваливают!
– А я думаю: отобрать бы все у бар, да и поделить!
– Во, ещё один Пугачев Емеля нашелся! К топору Русь зовет!
Управляющий Мюллер слышал сии речи и много лет спустя рассказал о них своему знакомому, некому Карлу Марксу. Проанализировав содержащиеся в разговорах мужиков идеи, тот написал: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма!»
Наконец, возок поручика да телега с предназначенными для продажи вещами тронулись в путь. Из-за осенней распутицы до Москвы добирались пять дней. Приехали грязные, усталые и мокрые по самые уши, ибо тяжело груженую телегу то и дело приходилось выталкивать. Несмотря на принятые меры профилактики простудных заболеваний, сиречь, водку, поручик маялся насморком. Чихал как из пушки. Поэтому первое, что он сделал, сняв пудовые от грязи сапоги, было написание письма Ванде Леопольдовне с извинениями за пропущенный чай в минувший понедельник, и объяснениями своего болезненного состояния, препятствующего их встрече в понедельник грядущий. Из восьми страниц письма шесть были заняты комплиментами и клятвами в любви. Ответ от баронессы пришел уже к вечеру. В своем письме она сетовала на долгую разлуку, намекала, что сильно соскучилась, и выражала надежду на скорейшее Леонардово выздоровление. С письмом была прислана баночка собственноручно сваренного малинового варенья!
Леонард аж задохнулся от умиления!
– Сама, своими нежными ручками, варила! – гнусаво бормотал он, разглядывая драгоценный дар богини.
Данила притащил самовар.
– Давайте, барин, лечиться! Подержите ноги в горячей водице с горчицей! –