Минус одна минута. Книга третья. Последняя земля. Галина Тимошенко
будет распрямиться, чтобы ничего не пропустить. Наконец внутреннее напряжение ослабло, и он понял: пора. Путь свободен.
Ему было прекрасно видно, как Стас шарил рукой рядом с камином, после чего оттуда выдвинулся какой-то ящик.
Дальше все оказалось совсем просто: выражение Стасова лица явственно говорило об исключительной важности того, что он так долго читал. Стас даже что-то записывал на отдельном листе – ну до чего же неосторожно! Можно душу прозакладывать, что исписанный лист этот несчастный гуманитарий уничтожить не догадается…
Он изо всех сил старался не дать себе расслабиться: нельзя пропустить момент, когда Стас дочитает свою древнюю тетрадь и встанет из-за стола.
Он даже не стал расстраиваться из-за того, что сама тетрадка снова была упрятана под плинтус: Стас так наглядно продемонстрировал, как потайной ящик извлекается на свет божий, что никаких трудностей возникнуть никак не должно.
Когда Стас пошел к двери, он, пригибаясь, быстро побежал к углу институтского здания: надо было понять, куда Стас направится. Завернув за следующий угол, по-прежнему скрываемый буйными зарослями парка, он с облегчением увидел: тот вышел из здания и двинулся в сторону городка для переселенцев из Долины.
Теперь путь был свободен, но спешить все-таки следовало. И он, почти уже не скрываясь, помчался обратно, к своему недавнему наблюдательному пункту.
Вот же дурашка… Решетки на окна своей общежитской квартиры на третьем этаже сделал, а про окна кабинета, который на первом этаже, забыл: лезь – не хочу.
Он-то как раз хотел. И даже заранее приготовился: взятых с собой инструментов оказалось вполне достаточно, чтобы вскрыть одно из окон кабинета.
Оказавшись внутри, он тут же аккуратно закрыл окно и внимательно (уж точно внимательнее, чем Стас давеча!) оглядел окрестности. Рабочий день в институте был в самом разгаре, и по парку никто бесцельно не шлялся. Воистину судьба считает его миссию благой!
Как он и предполагал, никаких дополнительных секретных замков на плинтусе не было, и ящик послушно оттуда выдвинулся, открыв его взгляду толстую взлохмаченную тетрадь – когда-то бывшую темно-рыжей, а теперь белесую от времени.
Он перелистал тетрадь и неприятно удивился. Все записи были сделаны на языке, ему незнакомом, и это грозило серьезными осложнениями. Впрочем, об этом можно будет подумать позже.
Напоследок он подошел к столу. Разумеется, лист преспокойно лежит себе, забытый Стасом. И даже слова на нем – вполне русские и понятные. Ладно, их тоже можно прочесть потом: сейчас нужно всего лишь исчезнуть так же незаметно, как он и появился.
Потом он решил, что имеет смысл захватить с собой те словари, которыми Стас пользовался. Огляделся в поисках какой-нибудь подходящей сумки, но ничего не нашел. Тогда ему пришлось стянуть с себя рубашку и сложить в нее две толстенные книги, тетрадь и вложенный в нее листок со Стасова стола.
Он