Два дня в апреле. Роушин Мини
помады с собственной чашки и всё время бросала рассеянные взгляды на улицу через полузанавешенное окно в кафе.
Изабель ни разу не привезла дочь к себе домой. Дафния даже понятия не имела, где обитает её мать. Судя по всему, отец тоже ничего не знал о нынешнем пристанище своей бывшей жены. Как она жила без мужа и дочери, чем жила – всё это оставалось для них загадкой за семью печатями. Место встречи у них тоже было постоянным: возле магазина на городской площади. Само собой разумеется, никаких разговоров о прошлом во время таких встреч не велось. Разговоры, если они и имели место, не простирались дальше событий, случившихся на прошлой неделе, и на этом точка. Все их беседы тоже строились по одной наезженной схеме: Изабель задавала вопросы дочери, а Дафния старалась изо всех сил ответить на них как можно короче.
Отец всегда являлся за ней точь-в-точь, минута в минуту, в то время, как и обещал. Уже один вид его фигуры, возникающей в дверях кафе, что означало конец мучений для самой Дафнии, вызывал бурю самых радостных эмоций. Особенно ей нравилось, что на обратном пути отец никогда не расспрашивал её о том, чем они там занимались с матерью во время очередного свидания и было ли им весело вместе. Зато они с отцом в обязательном порядке делали короткую остановку возле городского парка, чтобы покормить уток, обитающих в пруду. Бумажный пакет с подсушенными в духовке кусочками хлеба уже лежал наготове. А иногда они делали крюк и заезжали в местный аэропорт: просто для того, чтобы полюбоваться, как взлетают и приземляются самолёты. Это зрелище Дафния могла созерцать часами.
Отец был чем-то таким незыблемым и постоянным, что всегда присутствовало в её жизни. Независимо от того, была ли рядом с ними Изабель или нет. Это он всегда читал ей сказку, а иногда и несколько сказок, на сон грядущий, он смазывал мазью разбитую коленку или ушибленный локоть, осторожно целуя её при этом в висок. Это он каждое утро встречал её песней, собственной версией знаменитого шлягера, который когда-то исполнял Морис Шевалье: «Хвала богу за то, что у нас есть маленькие девочки». Долгие годы Дафния прожила в полной уверенности, что петь надо именно так, как пел отец: «Хвала богу за то, что у меня есть Дафния Кэрролл». Само собой, именно отец (и только он!) водил её к детскому врачу или дантисту, если в том возникала необходимость.
Конечно, время от времени в её жизни возникали и другие люди: Нана Кэрролл, её тетя, бабушка и дедушка Кингстоны. Они обязательно приносили ей подарки, покупали для неё новые платья или туфельки, или очередную куклу в нарядной коробке. Всякий раз, навещая их, они о чём-то серьёзно беседовали с отцом вполголоса, повышая голос лишь тогда, когда обращались к ней, вопрошая, как у неё дела в школе, нравится ли ей учительница и с кем она дружит в классе. А ещё была Джейн, которая опекала её ребёнком, забирала к себе, кормила и возилась с ней до тех пор, пока не являлся с работы отец. Но самое счастливое время – это когда они оставались с отцом вдвоём, только он и она.
Мало-помалу