Первая работа. Испания. Юлия Кузнецова
этом не говорила? Всё, всё! Умолкаю! Хочешь шоколадку?
Этой простой фразы мне хватило, чтобы мгновенно раскиснуть от радости, распуститься, как сливочному маслу в кастрюльке. Я прикрыла книгу, вложив в неё ладонь, как закладку, развернулась и увидела на столике несколько кусков шоколадки со странными дырками внутри.
– Ешь, не стесняйся, – кивнула мне Марина, – я просто сам шоколад не люблю. Только орехи выгрызаю. Так что ешь смело!
Моя улыбка увяла.
– Спасибо, – пробормотала я, – не люблю сладкое.
И снова уткнулась в книгу. «Числительные ciento, mil и millón имеют формы множественного числа cientos, miles и millones, когда употребляются в значении существительных». «Например, сотни ядовитых улыбок, – думаю я, – тысячи насмешек, миллион издевательств».
Тем временем Марина вытащила из оттопыренного кармана кресла журнал. Обложка оказалось помятой, да и сам журнал имел потрёпанный вид. Марина что-то недовольно пробормотала и, не спрашивая моего разрешения, сунула руку в карман кресла передо мной. Выудила ещё один журнал, придирчиво осмотрела. Потом вернула первый на место, а мой раскрыла и принялась быстро листать. Насколько мне позволяло судить боковое зрение, притормаживала Марина только на рекламе.
Вдруг она больно ткнула меня локтем. Я покосилась на неё. Марина улыбалась. У неё оказались острые чуть выпирающие клыки. Не как у вампира, конечно. Но улыбка выходила отчасти хищной.
– Смотри, какие крутые!
Речь шла о часах. Я пожала плечами.
– Я не разбираюсь в часах.
– А что в них разбираться? – удивилась Марина. – Это как произведение искусства. Как «Мона Лиза». Смотри себе, и всё.
– Угу, – кивнула я.
– Ты не смотришь, – упрекнула Марина.
– Да, мне просто…
Я задумалась, как бы лучше сформулировать мысль, чтобы избежать подколов, но при этом продемонстрировать, наконец, что я вообще-то думающий человек, и не надо судить обо мне только по кроссовкам с пожелтевшими носами.
– Неинтересно? – помогла Марина.
– Дело не в этом, – покачала я головой, – трудно объяснить.
– Конечно, куда нам, туповатым, ваше высочество понять, – усмехнулась Марина и отвернулась.
– Почему «туповатым»? – смутилась я, но Марина выставила ладонь, мол, не отвлекай, я занята.
Она изящно оттопырила мизинец, и выглядел её жест так, словно знатная дама отказывает в аудиенции дворнику с метлой.
Её перепады настроения ошеломляли. То возносит тебя на Эверест, то сбрасывает в Марианскую впадину.
Мимо нас прошла стюардесса, попросила Марину убрать откидной столик, меня – сунуть рюкзак под кресло, а полного соседа – пристегнуться. Я сразу выполнила просьбу. Сосед долго, ворча, возился с ремнями. Марина сделала вид, что просьба убрать столик относилась не к ней. Она всё листала и листала журнал. Я же следила за стюардессой, которая наклонялась то вправо, то влево, с улыбкой обращаясь к пассажирам. Мне стало жалко её (сколько же сил она тратит на каждого пассажира!), и я, протянув руку, сама