Бунт. Книга II. Владимир Уланов
за рукоять сабли, не дал выдернуть оружие. Тут подоспели и другие есаулы: Фрол Минаев, Федор Сукнин. Стали уговаривать Разина.
– Ах ты… – матюгнулся в ярости Степан. – Да как ты смел говорить мне такие речи! Да я сейчас велю тебя посадить в воду! А воеводе своему передай, что не больно-то его я боюсь! Когда время придет, рассчитаюсь с ним!
Хотел было еще Видорос что-то ответить Разину, но подоспевший сотник Леонтий Плохой предупредил полковника:
– Уходи отсюда, пока цел! Уходи и не зли атамана, а то дождешься, что посадят тебя в воду или саблей порубают: ведь защитить тебя некому будет, вишь, сила у меня какая, – и Леонтий показал на свою поредевшую полусотню.
Видорос понял свою ошибку и, вздыбив коня, поскакал в ворота Царицына – по всей видимости, звать на подмогу воеводу Унковского. Разин рванулся было за ним, но крепкая рука Черноярца надежно держала лошадь атамана под уздцы.
– Да бес с ним, Степан Тимофеевич, пошел он!.. – успокаивал Иван Степана. Разин, еще не совсем отойдя от гнева, продолжил путь вдоль обоза со своими есаулами, ругаясь и грозя в сторону Царицына.
Долго смотрела Ефросинья на фигуру атамана в окружении казаков, потом, оглядевшись по сторонам, перекрестила рукой удаляющихся всадников, что-то шепча: то ли молитву, то ли слова, которые были неожиданными для недавно потерявшей любимого женщины.
Как только подошли разинцы к Пятиизбенному городку, Степан велел позвать к себе Леонтия Плохого.
Сотник явился быстро, с любопытством поинтересовался:
– Зачем кличешь, атаман?
– Пришла пора нам, Леонтий, прощаться. Спасибо, что проводил нас, – и атаман, улыбаясь, поклонился в пояс Плохому.
– Так мне же велено тебя до места проводить!
– А мы уже пришли до места. В Черкасск не пойдем, а пока остановимся здесь.
Леонтий недоверчиво поглядел на атамана, затем сказал:
– Тогда пушки мне все отдай.
– Какие пушки? – с удивлением спросил Разин. – В царской грамоте сказано о прощении грехов, а о пушках – ничего.
Леонтий затоптался на месте, не зная, что делать и что сказать, затем в растерянности выдавил из себя:
– Так ведь Прозоровский с меня голову снимет, если пушки у тебя не заберу.
– Ничего, обойдется твой Прозоровский без моих пушек, а воеводе скажешь, что я не отдал. Спасибо тебе за все, сотник, можешь возвращаться в Астрахань. А может, служить ко мне пойдешь?
От такого предложения у Леонтия округлились глаза, он в волнении произнес:
– Да ты что, батюшка? Я государю нашему Алексею Михайловичу в верности клялся! Не могу я нарушить крестное целование!
– Так и мы тоже государю служим, – серьезно ответил Разин.
– Знаю я, как вы ему служите!
– Это как же мы служим? – уже улыбаясь, спросил атаман.
Леонтий Плохой отвел глаза от его напористого, жгучего взгляда и ничего не ответил.
– Тогда, сотник, прощай. А воеводе