Алексмен. Вторжение. Сергей Александрович Князькин
морщится.
– Ну и ну. Ты хоть содрал с него как следует?
Алекс пожал плечами – может, да, а может, нет. Как бы то ни было, Саймону следовало бы знать: расчеты с клиентами он предпочитал держать при себе.
– Ну ты и удружил мне с этим чокнутым…
– Ты сам выбираешь такие дела, – парировал коллега. – По-моему, это твое: летающие тарелки, загадочные китайцы, убийцы из ниоткуда. Разве нет?
На выходе из здания суда Саймон зажмурился от яркого солнца и протянул руку для прощания.
– Ты, конечно, домой? – спросил он.
– Да, хочу отдохнуть, – ответил Алекс.
АЛЕКСМЕН, ЗАКЛИНАТЕЛЬ СФЕР
Солнце нещадно палило, словно напоминая, каким горячим выдался сегодня судебный процесс. И только в прохладе автомобильного кондиционера к Алексу вернулось спокойствие и рассудительность. Он с удовольствием захлопнул дверь своего роскошного черного Линкольна и двинулся вперед. Обитый изнутри бежевой кожей лимузин неторопливо вез адвоката по улицам Нью-Йорка. Алексу порой казалось, что автомобиль чувствует своего хозяина и по утрам приветствует его радостным гулом своего мощного восьмицилиндрового двигателя. После полудня этот гул был совершенно другим, словно немного уставшим от пройденных за день миль.
Алекс хорошо помнил тот день, когда отец велел ему подойти и сам застегнул на нем тоненькую цепочку. «Не снимай его, даже если будет трудно», – так, кажется, он сказал. Алекс с готовностью кивнул, не понимая, какие трудности может причинить какой-то там медальончик человеку, уже поступившему в первый класс. Надо сказать, медальон, болтавшийся на цепочке, Алексу сразу очень понравился. Медальон был из золота, но ничуть не походил на женскую побрякушку – скорее уж, на какой-нибудь таинственный знак или волшебный амулет. К кольцу диаметром около четырех сантиметров крепился какой-то восточный иероглиф – вполовину меньше, чем само кольцо. Позже Алекс пробовал найти что-нибудь похожее в японских и китайских текстах, но ни одна закорючка даже близко не напоминала знакомые очертания. Тогда он начал: «Па-ап, а что…» – но отец нахмурился и выставил вперед ладонь. В невербальном словаре Грига-старшего это означало приказ не задавать лишних вопросов и не приставать к отцу с глупостями.
Нет, Алекс еще несколько раз пытался вернуться к этому разговору – но у отца каждый раз случался срочный телефонный звонок или возникало неотложное дело, требующее внимания прямо сейчас.
А через год отец погиб. В день его похорон с Алексом и случился первый приступ.
Начинались такие приступы всегда одинаково. Грудь вдруг всю пронизывало болью, словно сквозь медальон пропускали ток высокой мощности. Голова наполнялась звенящим тонким звуком, окружающий мир оплывал, как восковой вертеп в воскресной школе, тускнел, становился отдаленным и незначительным. Боль в районе груди сковывала все тело. Окружающие предметы становились ярче и контрастнее. Казалось, что само время засыпало в таком состоянии,