Неповиновение. Михаэль Бабель
между собой. Долетают слова мужчины: «Тут написано, что после проверки вернуть». И трясёт бумагами, которые в его руке. Подзывает меня, держит ключ от наручников, освобождает руки и желает мне всего хорошего.
Сегодня они вытащили меня из лап карательной медицины. Могли и оставить. Им это запишется.
Я желаю им хорошего дня. Говорю, что побежал на рынок, и убежал на рынок, который в двух шагах.
Всё к лучшему, как сказали еврейские мудрецы. К списку кэгэбэшных адресов для рассылки этой книги прибавились ещё два – карательная медицина и карательная психиатрия.
Как посмел забыть о них?!
Ведь не забыл карательную прокуратуру, карательный суд, карательную «защиту» и всю карательную систему, которая хочет впрыснуть маленький укольчик писателю, чтобы не писал обо всех этих гадостях.
Твой ход, товарищ кэгэбэ.
9.1.2006
Разослал первую часть книги по адресам кэгэбэшни.
Рассказ 11
Из отдела областного психиатра министерства здоровья на Яффо 86, как и обещал полицейским, спасшим от меня дрожащего психиатра, пошёл на рынок купить что-нибудь вкусненькое – успокоить Любимую, мол, была приятная поездка с полицией до рынка.
А оттуда прошёл к Яффо 157, к отделу пищи того же министерства здоровья.
Двадцать лет подавал проекты заводов моих клиентов, всё было тихо, а тут вдруг пришло письмо от специалистки, раньше её не примечал, что не принимает мой проект маленького завода для бедного еврея. Даже не поговорив со мной один раз. Да и письмо какое-то странное – пахнет протоколом.
Двадцать лет не было писем, бывали иногда телефонные звонки зайти что-нибудь исправить, чтобы было видно, что чиновник работает. Ведь всегда можно что-то исправить.
С трудом добился встречи. Хотел что-то исправить, что просят. Мне это ничего не стоит: с моим опытом, если только у завода есть форточка, у меня грузовики пройдут в двух направлениях.
А она – я так не умею, мне, любителю юмора, интересно, как так получается, что только черкнул линию на бумажке – это немедленно легло протоколом в дело о заводе для бедного еврея. Как в полиции у следователя с предупреждением.
Вышел от неё, тут же следом за мной вышло её второе письмо, то есть протокол про линию, которую черкнул на бумажке, и копия… правильно, в дело.
Не пил, не ел, не спал, но рано утром на её столе уже лежал шикарный эскиз исправлений. Я ещё не добрался до постели отоспаться, как добрался до меня третий протокол, а копия… ну, конечно. И его смысл – чтобы больше не совался.
А для его усиления ещё два имени – сотрудницы и начальника.
Значит, «дело» сделано.
Насчёт «специалистки» я понял не сразу, растянул такое удовольствие.
Страшный был адрес того кэгэбэ: «Россия, Москва, Лубянка».
Не менее страшен адрес: «Израиль». А далее – «везде».
Вот такой пустячок, в котором хуже всех бедному еврею, который вложил в заводик и попал под колёса кэгэбэшни.
Расцветшей Европе не было так