Забвение. Егор Юрьевич Куликов
голову побежали.
Едва мы успели выпрямиться после обстрела камнями, как они уже были в шаге от нас.
Кому-то я таки заехал в челюсть. Но это был первый и последний удар, нанесённый мной в этой драке.
Мне тут же вернулась ответка. Искры, молнии и звезды засверкали в глазах.
Боли не было. Была жуткая обида, что мы, не проиграв, всё-таки проиграли. Я сжался в плотный комок, обхватил руками голову и катался по острым кирпичам под градом ударов.
И всё это время я вспоминал лишь толстый Вовин зад, который пытается протиснуться в крохотную дырку.
Комната вновь выкинула меня. Я не сразу сообразил, что именно произошло. Я это я. Я в доме. А только что был в комнате.
Видимо, мозг решает многое. Потому что впервые почувствовал фантом боли в этом мире. В этом доме. В этом месте. Мне показалось, что у меня кровоточит рука. Машинально посмотрел на руку – всё в порядке. Рука целая. Но голова болит. Даже не болит, а раскалывается, словно кто-то действительно проломил мою черепушку и достает из нее мозг. Жидкий, серый мозг.
Но это состояние длилось недолго. Через минуту это прошло. Я вновь стоял посреди коридора в одной тряпичной накидке.
Естественно, меня подмывало узнать, что же будет дальше. Каким был исход драки? И что вообще здесь происходит?
Прежде чем шагнуть в темноту, вдруг вспомнил о странном вопросе, который задавал. Задавал кому? И какой был вопрос? Но события тёмного пространства не дали завершить мысль.
Эта комната приняла меня особенно нежно. Помимо светового вихря я впервые почувствовал тепло. Настоящее тепло, которого, казалось, не чувствовал уже многие годы
Комната третья
Тепло комнаты, как вязкая масса, обволакивает. Мне становится уютно и хочется спать. Я словно лечу в капсуле, наполненной жидкостью. От блаженства закрываю глаза и чувствую, как погружаюсь в глубокую яму сна. Даже не сна, а лёгкой дрёмы. Мозг продолжает соображать, но уже не так чётко. Мысли становятся заторможенными и плавно перетекают из одной в другую.
Открываю глаза, когда меня в бок толкает бородатый мужик в телогрейке.
– Вставай, работа подвалила.
– Да, сейчас, – говорю, едва ворочая сухим языком.
– Давай шустрее. Там две фуры.
Я протираю заспанные глаза, поднимаюсь с точно такой же телогрейки, что и на мужике, и вытягиваю руки. На правой руке замечаю длинный шрам.
Это какой-то цех… или склад.
Следую за мужиком, понимая, что жутко хочу спать. Или же просто отдохнуть. Завалиться бы рядом с этим холодильником и забыться.
Едва перебирая ногами, мы выходим на улицу.
Жёлтый свет фонарей освещает широкую парковку для фур. С неба сыплет дождь. Холодный. Противный. Как сквозь сито пропущенный.
Меня знобит от холода. Я с сожалением вспоминаю то уютное место возле холодильника, где было тепло и приятно под толщей телогреек, хоть там было и шумно.
Сознание ещё плавает, когда я залезаю в фуру и начинаю подавать какие-то коробки.
– Опять