Крик-пуля на мехеленского рябчика. Рассказы весёлые и не очень. Владимир Бреднев
мурцовки – «Московская» в сургучной пробочке, вместо кирзовых ботинок с онучами – хромовые сапоги с набойками. Пусть дорогая Зоя Петровна посмотрит, какое золото сама из рук выбросила.
Но день на седьмой перед обедом попала на глаза Владимиру Алексеевичу местная шалава. Вмиг она сговорилась с тщедушным мужичонкой, выскочившим из котлована, облапившим бабу за крепкий зад и толкнувшим её в сторону ближайшего леска. Бросил Владимир Алексеевич лопату в сторону, прибежал к прорабу и потребовал немедленный расчёт. Прораб посопротивлялся, сколько мог, но потом выдал получку и новые сапоги, положенные по спискам спецодежды.
С заработанными рублями Владимир Алексеевич рванул на железнодорожную станцию. Денег на билет до родных мест не хватило. Но крылатое и влюблённое сердце готово было преодолеть все преграды.
Ссадили его в Омске, за восемьсот вёрст от родного села! И тогда пошёл он на городской базар, запродал новенькие сапоги за тридцать рублей. Двадцать семь сторговала с него цыганка, угадавшая, что ищет он зазнобе подарок. Получил он в руки пуховую шаль для Зои Петровны, на три рубля взял хлеба, кильки в томате, портвейна семьдесят седьмого и зашагал босый домой. Только бы кралю свою ненаглядную увидеть, прижать к сердцу покрепче и быть с нею рядом столько, сколько веку отпущено. Где пешком, где на перекладных, а за неделю добрался. Когда уж до деревни добредал, пожалел о спущенных сапогах. Как бы он в них щёгольски вернулся, всем на завидки. Нынешним этого не понять, когда всё в доме есть, да в магазине того больше.
– Ах ты ити его мать, – спохватился Владимир Алексеевич, – этот сегодня, поди, опять припрётся? За ответом, как пить дать.
Он быстро собрал удочки. И бросился домой. Рубашка от пота к хребту прилипла, дышалось тяжело. Но голову слегка отпустило. Вчерашний хмель с потом вышел. К дому Владимир Алексеевич совсем оклемался. Зашёл с огорода. Партизаном пробрался между парниками, легко потянул на себя двери летней кухни. С неё было всё слышно, что в доме делалось.
Замер.
– Не скажу, Зоя Петровна, ничего не скажу, – неслось из-за перегородочки.
Вместе со словами до слуха Владимира Алексеевича доносились мерные шаги. Обычно так ходит человек, мучительно ищущий какого-то быстрого и правильного решения.
– Ну, уж вы хоть намекните, чего да сколько? – слышался упавший голос родной супруги.
– Что ж я вам сейчас скажу, когда у нас всё заново начинается. Неужели вам в жизни заново ничего начинать не приходилось? – пауза.
– Отчего же? – неуверенно отвечает Зоя Петровна.
– Вот и здесь точно так. Женщина вы видная, грамотная, – пауза.
А накал каков? Прям напирает, гад! Побыл-то в доме три раза, и уже прёт, как танк по лесопосадкам! Владимир Алексеевич обшлаг на рубахе закусил.
– Решиться нужно, сделать шаг.
Как на стол-то опёрся! Сущий маршал Жуков. Сейчас рубанёт по ниточке.
– В годах