Сегодня я рисую треугольник. Софья Мироедова
находилась в цокольном этаже длинных рядов, заполненных арт-салонами, магазинами красок и антиквариата. При этом кураторы умели выбрать настолько популярные темы для экспозиций, что там почти всегда был аншлаг. Никого не смущало присутствие всего пары оригинальных работ на выставке. Никого, кроме тех, кто видел репродукции уже миллион раз. Однако, нужно было отдать им должное: среди легендарных произведений всегда можно было найти приличное количество малоизвестных работ. Они, конечно, развивали зрителя. Пусть и не самым дорогостоящим образом.
– О, привет! – сказал Ш., увидев нас.
– Привет! – радостно ответила я. – Ш., Ф., – указала я на своих друзей, – это М., один из наших клиентов. Я рассказывала, мы делали оформление для открытия его лейбла.
– Да, конечно, – вежливо отозвался Ш., хотя мне был прекрасно известен его скептицизм по части отечественного производства музыки. Последние его альбомы выпускались в Германии и Америке. Они пожали друг другу руки.
– Добрый день, – исключительно мягко ответил М., кивнув моим друзьям.
Мы прошли на экспозицию. Ш. с Ф. пошли в одну сторону, а мы, по какой-то необъяснимой причине, в другую. Не уверена стоило ли звать его на встречу с моими друзьями, но эта идея была настолько логичной: мы столько времени проводили вместе, такие глубокие беседы вели. Между тем мы медленно проходили от одного экспоната к другому, почти не разговаривая. Он только щурился, разглядывая детали, вытягивал длинную шею, чтобы рассмотреть отпечаток лучше. Я не могла понять, что вдруг произошло, чем была вызвана такая резкая смена настроения?
– Вот эта ничего, – указал он длинным пальцем на триптих портретов Мика Джаггера, повернувшись ко мне.
Я улыбнулась. Признаться, мне сейчас не было никакого дела до гения Уорхола. Он посмотрел на меня с жестким прищуром, точно на один из экспонатов. Как будто я перестала быть человеком, а превратилась в неодушевленный набор костей и мышц, выставленный на всеобщее обозрение. – И вот та тоже, – он посмотрел сквозь меня и кивнул на инсталляцию с кроватью за моей спиной.
В такой невыносимо ледяной атмосфере прошел целый час. Мне хотелось поскорее выйти на улицу, чтобы согреться, хотя там сегодня был приличный минус.
– Как ты думаешь встречать новый год? – внезапно спросил М., скрестив руки за спиной, просматривая список представленных на выставке работ.
– Пока у меня нет четких планов, наверное, съезжу к родителям на несколько дней, – моя семья жила в другом городе, в шести часах на юг от моей ледяной крепости.
– Ясно, – ответил он, не отводя глаз от списка.
– А ты?
– Думаю, проведу его один с чашкой кофе. Потом, может, выйду пройтись.
Повисла напряженная пауза.
– Поехали со мной, у нас дом за городом, зимой там отлично, чего не скажешь об этом месте.
– Это будет выглядеть странно, – ответил он, обернувшись вполоборота. Фраза была брошена небрежно и монотонно, без вызова или намека. Так, будто мы были