Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е. Илья Тамигин
Нет, пожалуй. Я придерживаюсь итальянской доктрины, согласно которой кофий должен быть подобен поцелую прекрасной дамы, сиречь: крепкий, сладкий, горячий. Сливки отбивают, увы, весь вкус этого напитка. А вот с шоколадом сливки сочетаются отлично.
Русские слушали с интересом.
– А какие ещё доктрины Вы знаете, сударь? Насчет, значит, кофию? – подался вперед Апраксин.
– Арабская доктрина утверждает: с солью. В Турции пьют с кардамоном и гвоздикой. Я пробовал – ни тот, ни другой мне не понравились.
Поговорили ещё о всяких пустяках. Затем Александр Романович посмотрел на часы и нахмурился.
– Однако, скоро домой ехать! Братец, наверное, уже нас ждет.
Не успел он вымолвить это, как на улице послышался звон колокола пожарной команды, проскакавшей мимо.
– Епишка! Где горит? – гаркнул комендант, растворив дверь.
Вбежал денщик.
– Так что, Ваш-сиясь, горит, извиняюсь, заведение купчихи третьей гильдии Парамоновой, бардак, то-есть! Девки в одних панталонах на снег повыскакивали!
– Ну!? И сильно горит?
– Никак нет, больше дыму. Сичас потушат!
Все вышли на улицу. Из соседнего переулка, действительно, шел густой дым. Мужики с баграми и ведрами, матерясь бежали на помощь пожарным. Кого-то несли на одеяле.
– Мать честная! – вскрикнул Ржевский, приглядевшись, – Это же братец! Угораздило его, эка!
Поручик Ржевский был невредим, но в невменяемом состоянии, то-есть пьян. И голый.
– На первом этаже загорелось, Ваш-сиясь, – докладывал старшина пожарников, – Огонь, дымина! Все суетятся, кричат: воды, воды! А Ваш братец вышли к перилам на втором этаже в чем мать родила и, громовым голосом: а в седьмой нумер ещё дюжину шам-панс-кава! Мы, значит, туды, а они уже спят. Промеж Зинки и Клавки. И три ящика шампанского пустые. Гусары, им все нипочем! Барышни господина поручика отдавать не хотели: желаем, говорят, дальше праздник праздновать! А пожар, дескать, тьфу!
– Растроганный полковник сунул старшине полуимпериал:
– Спасибо, любезный, за брата. Вот, возьми, угости команду!
– Премного благодарны, ваш-сиясь! Мы, это, завсегда… Стихия! – бормотал старшина кланяясь, но его уже никто не слушал.
Денщик проворно сбегал в трактир и Герасим подогнал сани, куда погрузили завернутого в одеяло поручика и сумку с газетами.
– До свиданья, Федя! Спасибо за всё! – обнял Апраксина граф.
– До свиданья, Алекс! До свиданья, месье Карсак! Если что, обращайтесь, поможем обязательно!
– Всего хорошего, месье военный комендант! Да, а когда письмо можно будет отправить?
– Увы, сударь! Только после заключения мира!
И тройка помчала их обратно в Тимашово. Поручик лежал колодой под медвежьей шкурой, мычал что-то, пытаясь петь.
– Бывает с ним такое, – деловито объяснил Антуану старший брат, – Запой называется, чисто русское, знаете ли, явление. Дня три будет пить, потом протрезвится, опохмелится пивком, в баню сходит – и опять хороший,