Буча. Синдром Корсакова (сборник). Вячеслав Немышев
поплачут, стаканчик с хлебушком, конфет, да пряников оставят на холмике. Выпьют за упокой твоей солдатской души.
Бывает так на войне.
Жорка пропал без вести. Совсем пропал.
Писала мать и в часть, где он служил, в военкомат. Отвечали ей, что сведений нет, данные уточняются. Смотрели они с отцом новости, где говорилось о боевых действиях, потом перечитывали Жоркины письма. В письмах – о жизни солдатской, о том, как стал Жорка сержантом, как выучился стрелять. Про то, где служит, не было ни слова – расплывчато – горы кругом, красота.
Иван еще надеялся. Но не отпустило его…
День был, солнце было, ветер был.
Обычный день.
Дома тишина. Часы тикают. Вернулся Иван из города. Бросил сумку в угол, нагнулся к рукомойнику лицо с дороги ополоснуть. Слышит голоса, вроде всхлипы. Кран не закрыл, рукавом стер воду с лица. Вошел в комнаты.
Мать лежит на диване. Отец у телефона.
– Скорая, восьмой дом. Знамовы. Приезжайте, сердце.
Иван закрутил желваками – зубы хрустнули, раскрошились, как тогда под Аргуном, будто снова ползти ему через мины, по хрусткому насту.
Отец смотрит жалким испуганным взглядом. Иван никогда не видел его таким. Отец кремень, а тут…
– Там, на столе, кассета.
Иван не понял.
– Что, батя, какая кассета? Письмо пришло, про Жорку сообщили?
– Кассета, кассета, – только и смог выговорить отец. – В аптечке лекарство, подай.
Мать увезли в больницу. Отец уехал вместе с ней. Остался Иван дома один. Подумал, что надо бы сообщить сестрам. Обе жили в Степном со своими семьями. Он уже поднял телефонную трубку, но увидел на столе кассету. Обыкновенная кассета – черного пластика, видеомагнитофонная.
Сначала ничего не было видно – серое поле на экране. Иван перемотал вперед. Нажал кнопку, включил на изображение… и отскочил от телевизора, словно ошпарился о горячее, обожгло огнем…
Уши оттопыренные, лоб крутой, затылок стриженый. Кадыка нет – по кадыку сталь, широкий нож, туда-сюда, туда-сюда. Хруст. И красное брызжет, струями течет. На полэкрана – крупно было снято – так, что все можно рассмотреть: рука волосатая, нож в руке. И глаза зажмуренные насмерть. Жоркины глаза!.. Заметался Иван. На столе стаканы, лекарство. Сшиб ногой – звякнуло стеклянное; рванулся он из комнаты на улицу. Стоит на крыльце, дрожь его лупит: трясутся руки как от пулемета грохочущего. Шарит по карманам – курить, курить! Ветер, с улицы, со степи в лицо. Захлебнулся Иван ветром.
У Болотниковых он выпил залпом стакан водки. Ничего не объясняя, снова налил трясущимися руками. Опрокинул. Когда Иван уронил голову на стол, Витька с Игорем подхватили под мышки обмякшее тело, оттащили на кровать. Уснул Иван, забылся мертвецки пьяным сном: не как тогда в сыром окопе, по-настоящему.
В пустом доме Знамовых старший Болотников один сидел перед телевизором. Иван, пока тащили его, что-то бормотал невнятное. Игорь понял, что есть кассета, а на кассете снято, как режут брата Жорку.
Записи было минут тридцать. Действо происходило на широкой