Настасья Алексеевна. Книга 4. Евгений Николаевич Бузни
о сидевшем слева через небольшой проход командире, который назвал себя Иван крестьянский сын. Его уверенная посадка за штурвалом, спокойные руки, не могли скрыть какую-то непонятную Настеньке грусть в его глазах. Шестым чувством начиная понимать, что что-то должно случиться, она боялась этого. Боялась даже думать об этом человеке, но не могла.
А, собственно говоря, почему нельзя думать? Вот он сидит в шлеме и наушниках, героическая личность. Она видит его профиль. Продолговатое лицо с прямым носом, чуть впалой щекой. Взгляд устремлён вперёд. Он не боится лететь над бездной. Конечно, он герой. Сейчас её жизнь всецело принадлежит ему, зависит от движений его рук. Стоит ему что-то неправильно сделать, и она рухнет в чёрную пропасть. Да, внизу уже темно, хотя над горами справа ещё виден ускользающий быстро свет.
Вот такой героический человек мог бы заботиться о Настеньке и её сыне. Она представила себя с Женечкой на своих коленях, в этом же вертолёте, и она объясняет сыну, что ничего страшного в полёте нет, когда за штурвалом сидит папа. А малыш весело смеётся, показывая ручкой на пролетающих далеко внизу чаек.
Может ли Ваня с такими грустными глазами быть отцом её сыну? Настенька поймала себя на мысли, что назвала пилота по имени, словно всё давно решено, когда он ни слухом, ни духом об этом даже не догадывается.
Вот он отрывает правую руку от штурвала и подносит её к голове, поправляя наушник. И тут, будто какой-то невидимый огонь внезапно ожёг Настеньку. Она не могла отвести взгляда от этой руки. До её сознания внезапно дошло, чего она внутренне боялась. И это произошло. На безымянном пальце правой руки Ивана блеснуло золотое обручальное кольцо. Парень был женат, а она готова была определить ему главную роль в своей жизни.
Открытие оказалось столь неожиданным, что у Настеньки ёкнуло сердце, и она часто задышала, пытаясь справиться с собой. А пилот, краем глаза наблюдавший за пассажиркой, мгновенно понял по устремлённым на его руку глазам причину её внезапного волнения, и как-то поспешно охватил рукой штурвал, пряча за ним опять кольцо на пальце. Но было поздно. Настенька замкнулась. Щёки уже не горели той радостью, что охватила их при виде восхищавших её пейзажей, при ощущении необычности полёта в кабине пилота и всего нового, что её окружало. Глаза потухли. И ей захотелось быстрей прилететь на землю, чтобы уйти от так предательски обманувшихся чувств.
Но вертолёт и так уже совершал посадку, зависнув на мгновение над широкой вертолётной площадкой с недлинной лётной полосой, обозначенной по бокам посадочными и заградительными огнями, просторным ангаром, в котором прячутся на ночь вертолёты, и по другую сторону площадки трёхэтажным продолговатым зданием, где разместился кабинет командира вертолётного отряда, вся его бригада бортмехаников и пилотов, включая метеорологическую службу с башней наблюдения, жилыми помещениями штата сотрудников и даже столом для игры в настольный теннис. Напротив этого здания, поближе к начинающемуся отсюда Грин– Фьорду, где