Трое из навигацкой школы. Нина Соротокина
На кольцо, оно дорогое, фамильное. Ты не бойся, бери, только позволь идти с тобой.
«Уж не блаженная ли?» – оторопело подумал Алексей.
– Не нужно мне твоих колец. У меня свои есть. Пойдем, коли хочешь.
«Вдвоем идти легче, – размышлял он. – Вряд ли она будет обузой. Ноги длинные, в ходу, наверное, легкие. Пусть скачет…»
Получив согласие, девушка сразу успокоилась, нахмуренное лицо ее разгладилось, похорошело. Она села на пол, подперев щеку ладонью, и принялась внимательно рассматривать Алексея.
– Ну и взгляд у тебя, – смутился тот. – Твои глаза костер поджечь могут. Не пробовала?
– Черные, да? – простодушно отозвалась девушка. – Мне сестра Федора всегда говорит: «Спрячь глаза!»
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
– А зовут тебя как?
– Зачем тебе мое имя? – опять насупилась девушка.
– Не хочешь – не говори.
– Софья. А ты?
– Алек… Анна, – поперхнулся Алексей, но вовремя вспомнил имя благодетельницы Анны Гавриловны.
– Аннушка, – задумчиво уточнила Софья.
«А хорошо ли это, честно ли, что я беру ее с собой, – размышлял Алеша. – Видно, совсем не у кого просить ей помощи, если кинулась она к первой встречной. Но я-то не та, за кого она мня принимает. Если б знала эта девица, что я ряженый гардемарин и государев преступник, вряд ли б она так стремилась пойти со мной».
Он не успел додумать мысль до конца, как Софья встала, подошла к божнице и, встретившись с ясными глазами Вседержителя, так стремительно грохнулась на пол, что юноша явственно услышал стук коленей о плиты пола. «Больно так молиться», – подумал он.
– Господи, решилась я! – страстно прошептала Софья. – Господи, не помощи жду! Об одном прошу – не мешай! Я сама, сама… Отврати от меня взгляд свой. Пойми и прости. Господи…
Алексей сидел не шелохнувшись. Ну и молитва! Софья смиренно касалась лбом пола, но не просила Бога – требовала, и, казалось, качни Господь головой, нет, мол, она опять вцепится в свои лохматые волосы, заломит руки и начнет рвать перстень с худых пальцев: «На, возьми, но пойми и прости…» И не выдержит Всемогущий.
Муторно стало на душе у Алексея. Мало ему своих бед, еще берет на шею обузу. Экая она настырная! «Да отвяжись ты от Бога! – хотелось ему крикнуть. – И секунды ему подумать не даешь. Только и забот у Господа, что за тобой следить!» Если она с Богом так вольничает, то каково же будет ему, Алексею? Заговорит, задурит голову, опутает просьбами, как канатами, и не будет у него своей воли, только ее желания он будет выполнять, проклиная их и не смея отказаться.
Софья внезапно затихла, накинула на голову шаль и встала.
– Все… – Она вздохнула, повернулась к Алексею и улыбнулась. И так белозуба, светла и добра была эта улыбка, что Алексей, словно пойманный с поличным, смешался и отвел глаза.
– Я тебе башмаки принесу, – сказала Софья, глядя на босые Алешкины ноги. – Болит нога?
– Болит.
– Я вылечу. А сейчас спи. Скоро