Второй вариант. Юрий Теплов
по черному меху – серебряные нити. Бешеные деньги! Вашей бамовской зарплаты не хватит на одну шкурку.
Савин подумал: «А кто же их носит, такие дорогие шкуры?» И тут же вспомнил магазин мехов в Столешниковом переулке, куда он забрел как унылый попутчик своей королевы, увидел ее нервные пальцы, разглаживающие мех шубы, на которой висела бирка с четырехзначной цифрой. Потом возле шубы появилась красивая фарфоровая женщина с плавными жестами, а с ней невзрачный носатый мужичок, выплативший враз эту несусветную из четырех цифр сумму…
Мелькнул кадр из прошлого и исчез. Не место ему было в этой боголепной тишине уходящего дня.
Дрыхлин потопался, ушел в зимовье… Савин еще постоял, чувствуя, как густеет вечер и ползут с той стороны реки глубокие тени. Из трубы потек дым и белым рукавом потянулся вверх.
Когда Савин вошел в зимовье, иней по углам уже не курчавился. Давлетов зажигал керосиновую лампу, стоявшую на столе. Стал вставлять в горелку стекло, оно тут же лопнуло.
– Горожанин вы, Халиул Давлетович, – сказал Дрыхлин. – Разве можно холодное стекло на огонь? Давлетов не ответил. Достал из своего вместительного рюкзака толстую амбарную книгу, из внутреннего кармана полушубка – свой любимый (не стынет на морозе) химический карандаш и сосредоточенно, с тугими раздумьями стал писать при свете коптилки.
Поначалу Савину казались странными эти ежедневные записи, потом стало просто любопытно, что же такое начальник пишет. Была возможность заглянуть за серый переплет. Но Савин пересиливал любопытство, хотя Давлетов несколько раз за эти десять суток и оставлял книгу без присмотра. А позавчера вдруг сам предложил познакомиться с записями и вроде бы даже потерял на тот миг невозмутимость:
– Секрета не делаю.
На первой странице синим фломастером было написано: «Тем, кто будет изучать историю строительства Байкало-Амурской магистрали». Далее шли обычные дневниковые заметки. «Я – руководитель десанта. Наша задача – доставить на место будущей станции землеройную технику, оборудование для строителей и емкости с горючим, уточнить места карьеров с допустимым плечом возки до места отсыпки, поставить две вертолетные площадки…» «Дал указание Савину произвести обмер скального прижима и установить…» «Опережаем график почти на сутки…»
Вот уж не думал Савин, что непроницаемый Давлетов так хочет зацепиться за историю. Упрямый он мужик, может быть, и зацепится. Если уж что-то ему поручили, то расшибется, а сделает от сих и до сих. Лобастый, как ГТТ, на котором они сегодня ехали, с короткой шеей, коричневой и шершавой, как печеный блин, он выглядел крепким и здоровым, хотя ему было за пятьдесят. Казалось, он жил по раз и навсегда заведенному будильнику. Ежевечерне скоблился до синевы при свете «летучей мыши» опасной бритвой, выливал на лицо две пригоршни одеколона и, крякая, до красноты растирал щеки. И заставлял бриться всех, категорически отрицая таежные бороды…
Когда я читал своим бамовским друзьям еще в рукописи эту повесть, Миша Кашин сказал:
– Красиво звучит – Юмурчен. И река красивая.
Алексей