Хозяин шапки. Данил Васильевич Казаков
картошкой, крупно нарезанных хлеб, солёные огурцы и банка с молоком.
– Кто же молоко с солёным ест? – усмехнулся он, – тогда до ветру не набегаешься!
– Не хочешь – не ешь, – отозвалась Меланья, доставая большой чугун из печи. Ухват плыл по воздуху, доставал до стола, угрожая столкнуть банку.
– Э-э-эй! – забеспокоился Сёмка, – ничего не видишь, сейчас всё опрокинешь!
Меланья поставила чёрный ухват в угол, взяла старое, почерневшее полотенце, обхватила им за бока чугуна и слила воду в ведро. Из ведра пошёл пар, из чугуна пар, сама Меланья тяжело дыша, медленно разгибалась.
– Сказала бы, я бы сам слил воду, – посочувствовал Сёмка.
– Сама я справлюсь, и воду сама занесу, тебя ждёт работа тяжелее.
– Какая? – насторожился он. Работа работе – рознь. Есть не благодарная и тяжёлая, отдача от которой очень не заметна. Это все работы по хозяйству, по огороду, урожай с которого уже собран и продан. Есть работа калымная – возка сена или колка дров у соседей – там без бутылочки не обойтись. Но у Ольги Серёжка подрастает, а к деду Егору поселковские ходят, остаётся лишь Фёкла со своей непутёвой дочкой. Та зовёт чаще, а расплачивается вонючим самогоном.
Меланья вывалила картошку в кадушку, стала толочь её. От её сотрясения подрагивали вёдра на лавке, серый кот тёрся о ноги хозяйки, полосатый половичёк буровился на полу. На окне рос сухой и пыльный столетник. За окном, вдоль улицы молоденькая, худенькая девчушка толкала впереди себя коляску. Она сильно раскачивала её и что то напевала. У дома Егора стояла привязанная к ограде лошадь, на телеге валялся плуг. Сомнений у Сёмки больше не оставалось: мать хочет заставить его пахать огород. Осенью эта работа казалась парню не только не шабашная, не благодарная, но и не нужная, ибо эту работу можно отложить до весны. Сёмка ел картошку, хмурился. Мать потолкла картошку, подошла ближе. Зная об отношении сына к пахоте огорода, она тянула с ответом. Взяла кружку, налила воды, полила столетник, поправила половик на полу. Сёмка мельком взглядывал, как она неуклюже топчется на кухне, как вытирает руки о фартук. Смотрел на её серенькое, выцветшее платье, заметил углубившиеся морщины, поседевшие редкие волосы, собранные в узелок на затылке. Её худые руки с длинными пальцами, опёршимися о край стола, и жутко жалел себя: ну чем эта старая баба может помочь ему? Она даже не хочет отложить вспашку огорода до весны, когда будут новые силы, когда появится желание. А что желание появится, в это Сёмка верил свято. Ему всегда хотелось что то делать, но потом, не сейчас.
Соседка
– Смотри-ка, – сказала Меланья, – Соска свою куклу опять в коляске таскает, заморозит ребятёнка.
Соской деревенские жители звали дочку Фёклы Маринку. Та до не давнего времени всё сосала соску, пока не родилось у неё своё дитё. От кого родила, ни кто не знает, а в посёлке Бор с ней гуляли многие. Девочке уже три года, а она до сих пор не ходит, но в коляске Маринка её не катает. Меланья об этом знает, но разговоры