Безобразная Эйвион, или Сон разума. Робер Дж. Гольярд
серповидными лезвиями. От блеска их доспехов слепило глаза. Один из евнухов, сопровождавших Эйвион, тот самый, что рассказывал ей про улицу Ариф, что-то сказал стражникам, и те, ни слова не говоря, раздвинули алебарды в стороны. Небольшая дверца в одной из створок распахнулась.
Широкая лестница вела наверх, к жилищу его высочества Мааг’сума, и от его великолепия у Эйвион захватило дух. Весь белый, в каменном кружеве колонн и сердцевидных арок, с изящными балконами и многочисленными башнями и башенками, увенчанными золочёными куполами с островерхими шпилями. Справа и слева расстилался изумрудно-зелёный сад: прямые как мачты стволы пальм вздымались на тридцатифутовую высоту; странные растения с огромными глянцевыми листьями нависали над круглыми фонтанами; кругом красные, фиолетовые цветы таких размеров, что внутрь бутона поместился бы мужской кулак, и – Эйвион вздрогнула от неожиданности, – на камне лежали два зверя, с виду похожих на больших кошек, только с пятнистыми шкурами. Их поразительно жёлтые глаза не отрываясь следили за гостями.
– Они ручные, – вдруг произнёс чей-то голос.
Эйвион подняла голову. Наверху лестницы стояла немолодая уже женщина в почти таком же, как у Эйвион, наряде, только без плаща; её нижняя юбка была голубой с серебряными узорами, а кисея переливалась всеми цветами радуги.
– Иди за мной, дитя, – сказала она. – Господин ждёт тебя. Твои люди останутся здесь. Накидку оставь.
Глава 4. Лечебное снадобье
Мааг’сум, его высочество шейн Гази и близлежащих островов, оказался старичком с белоснежной бородой. Он возлежал на кушетке, прикрыв глаза, и недовольно морщился, когда стоявшая рядом рабыня аккуратно вытирала ему покрасневшие слёзы платочком. В комнате царил полумрак, и только пара бронзовых ламп освещала сидевших прямо на полу музыкантов, вытягивающих заунывные звуки из своих инструментов. Такую же музыку Эйвион много раз слышала в доме господина Тар’иика, но, честно говоря, за всё время так и не смогла к ней привыкнуть, даже несмотря на то, что окружающим она явно нравилась: они качали головами и даже что-то напевали.
Та женщина, что проводила сюда Эйвион, что-то шепнула шейну на ухо, и он очнулся. Махнул рукой, и музыканты, кланяясь, поднялись и гуськом потянулись прочь.
– У Тар’иика всегда был прекрасный вкус, – буркнул он, подслеповато глянув на Эйвион. – Жаль только, что старческая немощь мешает мне в должной мере насладиться такой юной красотой.
Шейн раздражённо отпихнул руку рабыни, что вытирала ему слёзы, и резво сел на кушетке, заставив Эйвион на мгновение посомневаться в его старческих слабостях.
– Подойди, – буркнул он, – и скажи, что тут можно сделать. Но имей в виду: если похвалы твоего хозяина окажутся пустыми, мне, пожалуй, придётся его проучить. Что скажешь, Басма? – Женщина, что привела Эйвион, поклонилась. – Если я заберу себе эту девушку, это будет достаточным наказанием?
Не дожидаясь ответа, он пальцем поманил Эйвион.
– Приступай.
Четверть