Жена миллионера. Алексей Поликовский
ресницы, колыхнувшиеся вниз и вверх, и ее губы, в углах которых крылось такое знание, которое его испугало, и ее белоснежную блузку с твердыми накрахмаленными манжетами, и ее тонкие длинные пальцы с овальными ногтями и изящным розовым маникюром. И ее голос тоже был тут. Он попытался объяснить мне что-то о ее голосе, о его модуляциях, которые так волнуют и привлекают его, и тут я был с ним согласен. Я слышал, как она говорит.
Я никогда не видел другой такой женщины, которая с первых же секунд знакомства, сразу же, начинала такую тонкую, такую неуловимую и при этом такую явную игру на поражение. Дело в том, что знакомясь со мной тогда на террасе, она попыталась воздействовать на меня взглядом, и улыбкой, и голосом. Это было не просто женское кокетство в примитивной форме и не просто пошлый намек на флирт. Какой флирт? Зачем я ей был нужен? Но не следует искать в ее поведении логику, пристойность, связь или даже ум. Все это не то и не о том. Конечно, она была добродетельна и пристойна, как и подобает приличной светской женщине, конечно, она была умна, в чем я еще имел возможность убедиться, но сумма всех ее свойства и качества совсем не была ей. Она была чем-то другим. В ней, в этой высокой, статной женщине с идеальными бровями и карими глазами, которые умели вдруг менять цвет и мгновенно наливаться жаркой, страстной тьмой, была какая-то непонятная – непонятная до поры до времени – и непреодолимая! – страсть к провокации. Она не могла не провоцировать мужчин. Она тут же, в первом же сиюминутном общении с ними, делала все, чтобы сбить их с толку, разрушить их стену, вывести их из себя, выдернуть их из почвы, за которую они так упорно и так привычно цеплялись корнями.
Голос ее был весь вверху в груди. Я заметил это, как только она произнесла первые слова, знакомясь со мной. Это было так странно. Голос ее жил вверху груди, в том месте, где синяя мужская рубашка с изящными намеком распахивала свой ворот. Я не склонен впадать в смятение от чего бы то ни было, но когда она произнесла несколько ничего не значащих слов, я одну секунду остолбенело смотрел в это место – чуть выше начиналась ее такая длинная, такая белая шея, а чуть ниже в разрезе рубашки начинали свой подъем ее такие сладкие, такие восхитительно-спелые груди, груди женщины в расцвете ее красоты – и не знал, что сказать. Она смотрела на меня с улыбкой. Я полагаю, у меня было лицо человека, который в недоумении прислушивается к таинственному звуку, долетевшему из-за гор. Ее голос был столь негромким и столь на многое намекал самим своим сдержанным, точным звуком, что мгновение удивления было неизбежно. «Ах, ну да, конечно, очень приятно!», – сказал я, поднимая глаза с опозданием в полсекунды. Ее глаза смеялись. Она все знала и все понимала.
8
Господин Болдырев сказал мне, что сразу же, с первой секунды знал, что она нужна ему. Ее тонкая, выверенная провокация его просто взорвала. В нем в ту же секунду освободился и набрал немыслимую