Вегетарианка. Хан Ган
устрицу.
– Ты же с детства любила это. Как-то даже сказала мне, что хотела бы досыта наесться устрицами…
– Да, и я это помню. Поэтому, как увижу где-нибудь устрицы, так сразу мысли о Ёнхе появляются.
Свояченица пришла на помощь матери, словно отказ младшей сестры есть устрицы в остром соусе – самая большая беда, какая только может случиться. Палочки с устрицей на конце приближались ко рту жены, и она отодвинулась назад.
– Ешь скорее. Рука устала держать…
Рука тещи и в самом деле дрожала. Жена не выдержала и поднялась со своего места.
– Я это не ем.
Это были первые слова, четко произнесенные ею.
– Что?!
Возгласы тестя шурина, обладающих одинаковым сангвиническим темпераментом, раздались одновременно. Жена шурина быстро схватила мужа за рукав.
– Гляжу я на тебя, и сердце разрывается. Тебе все равно, что говорит отец? Сказано тебе есть, значит, надо есть.
Я предполагал, что жена ответит: «Извините, отец. Но я не могу это съесть». Однако в равнодушной интонации, с какой она ответила отцу, извинительные нотки отсутствовали:
– Я не ем мясо.
Палочки потерявшей надежду тещи опустились. Казалось, ее состарившееся лицо вот-вот скривится в отчаянном плаче. Нависла тишина, готовая тут же взорваться. Тесть поднял свои палочки. Ухватив ими кусок свинины, он обошел стол и встал перед моей женой.
Крепкого сложения, закаленный ежедневной работой, он стоял ко мне спиной, сгорбленной неумолимым временем, и держал мясо прямо у лица дочери.
– Ну, давай, съешь это. Послушайся отца, поешь. Мы все ради твоего же блага стараемся. Ну, чего ты упрямишься? А что будешь делать, если ненароком заболеешь от всего этого?
В его словах звучала такая сильная отцовская любовь, что у меня защемило сердце и невольно защипало в глазах. Должно быть, все собравшиеся почувствовали то же самое. Жена одной рукой отодвинула от своего лица палочки, мелко дрожавшие в воздухе.
– Отец, я не ем мясо.
Мгновение – и мощная ладонь тестя разрезала воздух. Жена получила пощечину.
– Отец! – закричала свояченица и схватила его за руку. Тесть, еще находясь в нервном возбуждении, стоял, кривя губы. Я знал, что когда-то он отличался крутым нравом, однако увидеть своими глазами, как он распускает руки, довелось впервые.
– Чон собан[5] и ты, Ёнхо, идите оба сюда.
Поколебавшись, я нерешительно подошел к жене. Удар был такой силы, что ее щека налилась кровью. Она тяжело дышала – казалось, она только сейчас потеряла самообладание.
– Держите ее вдвоем за руки.
– Что?
– Стоит только начать, а дальше сама будет есть. Где сейчас под небом найдется тот, кто не ест мяса?
Шурин поднялся со своего места, недовольный приказом отца:
– Сестра, попробуй съесть. Ведь это просто – сказать «да» и сделать вид, что ешь. Ну почему ты так ведешь себя перед отцом?
– Что ты там болтаешь? Хватай ее за