Ленин без грима. Лев Колодный
стоимость, изъятую у крестьян Алапаевки. А другой рукой молодой хозяин хутора сочиняет экономическую статью, где с гневом пишет о неких «кулацких элементах, арендующих землю в размере, далеко превышающем потребность», которые «отбивают у бедных землю, нужную тем на продовольствие». Можно ли его за это осуждать? Такая была жизнь. Пушкин при крепостном праве тоже получал «деньжонки» от крестьян своей деревни.
У младшей из Ульяновых дело с учебой обстояло все-таки плохо, высший курс наук она до конца и не одолела, в отличие от братьев и сестры, уважавших дипломы. Прославленный наш педагог Надежда Константиновна в свою очередь писала в Брюссель юной родственнице, терзавшейся угрызениями совести:
«Ты совсем в других условиях живешь. „Хлебное занятие“, не знаю, не знаю, стоит ли к нему готовиться, думаю, не стоит, а если понадобятся деньги, поступить на какую-нибудь железную дорогу, по крайней мере, отзвонил положенные часы, и заботушки нет никакой, вольный казак, а то всякие педагоги, медицины, и т. п. захватывают человека больше, чем следует. На специальную подготовку время жаль затрачивать…»
Да, таких откровений в томах педагогических сочинений Н.К. Крупской не найдете. Там совсем другие наставления для детей трудящихся. Но, как видим, и иные мысли ведомы были Надежде Константиновне, столпу научного коммунистического воспитания, борцу за трудовую политехническую школу… Эти слова до недавних лет можно было увидеть на вывесках московских школ, испытавших на себе не одну реформу.
Все эти и другие письма свидетельствуют, что Ульяновы и примкнувшая к ним Крупская жили без нужды, в достатке, даже разделившись на четыре семьи. Но сейчас хотелось бы сказать о другом.
Русская интеллигенция могла посылать детей учиться за границу, даже имея средний достаток, какой был у Ульяновых, интеллигентов второго поколения.
Не все, конечно, российские юноши и девушки без особой пользы, как Мария Ульянова, учились в европейских университетах. Многие, как Савва Морозов, учившийся в Англии, получали блестящее образование за границей, становясь дипломированными инженерами, врачами, учеными, расширяли кругозор, перенимали передовой опыт, технологии.
На 25-м году жизни устремился за границу и Владимир Ульянов, чтобы укрепиться в избранной им вере на родине вероучителей.
В Москву после памятного лета в Кузьминках попал менее чем через год, весной 1895 года, по дороге в Европу, куда настоятельно советовал отправиться сестре. Его родные в очередной раз сменили московский адрес и проживали в Яковлевском переулке, у Курского вокзала, к которому тяготел по службе Марк Елизаров. Дом этот, уютный московский особнячок, хоть на нем висела мемориальная доска, сломали в шестидесятые годы, как и фасад замечательного Курского вокзала, пристроив к оставшемуся корпусу стеклянный блок, напоминающий римский вокзал Термини.
Ехал за границу Владимир Ильич легально, с заграничным паспортом, даденным ему для поездки на лечение якобы после перенесенной болезни. Жандармы