Трепет черных крыльев (сборник). Юлия Набокова
случилось? Да ты садись, садись.
Сам Крутилин, наоборот, встал, подошел к несгораемому шкафу, где держал спиртное. Нет, пьяницей он не был, но иногда требовалось успокоить нервы: и себе, и подчиненным, иной раз допрашиваемым. Иван Дмитриевич достал из шкафа начатый полуштоф[2]. В стакан, предназначавшийся подчиненному, налил щедро, себе плеснул на донышко.
– Рассказывай.
– Благодарствую. – Фрелих жадно выпил, занюхав воротником. – Согласно вашего поручения, с утра вел кассира от дома на Моховой. Венцель пешком дошел до банка. Внутрь за ним я не рискнул, чтобы не приметил. Ждал его весь день на набережной.
– На набережной? – усомнился Крутилин.
Чай, не лето на дворе, зимушка-зима.
– Ну почти… Там трактир…
– Понятно.
– Нет, такого-сякого… – Фрелих указал на стоявший перед ним стакан, – ни-ни. Только чай.
Даже если и выпил агент рюмку-другую, беда не велика. Но на всякий случай Крутилин погрозил Фрелиху пальцем. Тот продолжил доклад:
– Ровно в пять пополудни Венцель вышел из банка, держа в руках большой бумажный пакет. В такие в лавках овощи кладут. Опять пошел пешком. Я снова за ним. На Пантелеймоновской[3] свернули во дворы. Кассир подошел к одному из дровяных сараев, открыл ключом замок и зашел внутрь. Я огляделся – во дворе никого. Подбежав к сараю, нашел меж досками щель и прильнул.
– И шо увидел?
– Луженую лохань из котельного железа. В нее кассир бросил бумажный пакет, что принес с собой, плеснул на него из бутылки и чиркнул серником[4]. Сарай тут же заполнился дымом, едким-преедким, будто шуба горит. Я не выдержал, отпрянул, чтобы не закашляться. И вовремя, потому что Венцель выскочил наружу.
– Тебя он не приметил?
– Нет. Только он закурил, из сарая раздался кошачий крик. Страшный, истошный, душераздирающий. Кассир ему очень обрадовался, аж разулыбался от счастья, видимо, предсмертные вопли ему слаще всякой музыки.
– Предсмертные? Думаешь, он кошку сжег?
– Не думаю, уверен. Потому что запах жженой шерсти и этот крик…
– А где он кошку взял? В какой момент? Ты ведь не упускал его из виду…
– Как где? С собой принес, в пакете.
– В пакете? Он что, шевелился по дороге? Ты не говорил.
Фрелих задумался. Потом решительно заявил:
– Нет. Точно нет. Не шевелился. Я бы заметил.
– Но кошка не кукла. Она бы пакет в клочья изодрала.
Фрелих снова задумался:
– Понял. Венцель ей снотворного дал.
– Кошке? – с ехидством уточнил Крутилин.
– Значит, хлороформом усыпил. Помните кота княгини Тарусовой[5]…
– Помню, – пробурчал Иван Дмитриевич. – Дальше-то что было?
– Самое страшное. Позвольте, еще налью. Чесслово, страшно вспоминать.
Крутилин плеснул агенту сам. Немного, чтобы не развезло.
– Когда животное замолкло навсегда, кассир обратно в сарай зашел. И тут я услышал дьявола…
– Кого?
– Голос
0,6 литра.
Ныне улица Пестеля.
Спичка.
См. роман В. Введенского «Мертвый час».