Фернандо Магеллан. Книга 3. Игорь Ноздрин
и мелких мошек. Темнокожие воины снимали нагар, безмолвно застывали со скрещенными на груди руками, стерегли покой гостей или их самих, чтобы не нырнули в глубокую темень, не сбежали на корабли. Запах араки и воска смешивался с ароматом цветов, проникавшим через раскрытые окна, занавешенные тонкими драпировками. Во дворе пылали костры, слышались разговоры воинов.
Тягостно было на душе моряков. Хотя внешне прием мало отличался от прежнего, вино не заглушало чувства страха и неприятного ожидания. Раньше тоже стояли прислужники живыми изваяниями, потрескивали дрова у забора, кипели котлы, раздавался смех. Но теперь старый правитель реже заходил к гостям, меньше улыбался, не вспоминал о намерении выдать дочь за Баррутиа.
Шли дни. Фортуна не желала поворачиваться к испанцам лицом, виляла задом, как туземная девка в каюте Карвальо.
Утро понедельника, 29 июля, выдалось ясным. Застилавшая берега мутная дымка испарилась вместе с росою, умывшей палубы. Во всю ширь горизонта заблестело голубое море, запертое с трех сторон узкой полосой земли, залитой зеленой волной леса. Из нее на тоненьких серых ножках, словно недозрелые одуванчики под весенним солнцем, торчали головы пальм. С четвертой стороны залив уходил в океан, где сохранившее пламя восхода небо отделялось белой полосой от хляби морской. Оттуда тянуло свежим ветром, надвигались широкие невысокие валы с пенными гребешками. Они приближались к берегу, согревались золотистыми лучами, теряли силу и таяли. Огороженная полукольцом золотого песка, акватория безмятежно дремала под синим одеялом, испещренным светлыми неровными стежками, чуть колыхавшимся в такт движениям и вздохам оживающей массы.
Омытый ливнем простор искрился, раздвинулся вширь, захватил невидимую накануне даль, скрывавшуюся за пеленой тумана. Там удивленные испанцы обнаружили множество лодок, наполовину загородивших выход из бухты. Они то ли сидели на якорях, то ли шли на эскадру со стороны океана. Воздушное марево колебало очертания джонок, искажало дистанцию, истинное положение и характер движения предметов.
Дозорные с марсов забили тревогу, перепугали вахтенных офицеров, подняли на ноги хмельного командующего.
Карвальо вышел на палубу в рубашке поверх штанов и в домашних туфлях. Растолкал пинками дремавших под парусиной моряков, пробился на бак, где Альбо и Панкальдо внимательно разглядывали джонки. Капитан кивнул офицерам, встал у перил. Они долго наблюдали за лодками, то приближавшимися, то удалявшимися от кораблей.
Разбуженные новостью матросы лезли на нос флагмана, обменивались впечатлениями.
– Ничего не пойму, – промолвил Альбо, выражая общее мнение офицеров, – нас заперли в ловушку, или мавры выходят из гавани?
– Может, возвращаются? – предположил Пунсороль, протирая уставшие глаза. – Ты как думаешь?
Жуан молчал.
– Педро, – Альбо позвал юнгу, – подойди к нам!
Из толпы выбрался худой шестнадцатилетний моряк, выросший из старого костюма.
– Ты моложе нас, глазастее, – сказал юноше Франсиско, – слазь на мачту,